Большинство обычных людей смену состояний своего внутреннего
мира контролировать практически не способны, в первую очередь —
потому, что не пытаются это делать, это им не нужно и не интересно.
Их внимание приковано к внешним вещам, которые вызывают те или иные
впечатления, желания, побуждения. И в этом смысле их внутренний мир
почти полностью обусловлен той внешней средой, в которую они
помещены. Они плывут по течению и тем довольны. Однако, даже среди
самых обычных, ничуть не «магических» профессий есть, как минимум,
одна, освоить которую невозможно, не научившись хоть в какой-то
мере менять свое внутреннее состояние по собственному произволу.
Это сценическое искусство. Чтобы успешно сыграть роль, актер должен
сначала перемениться внутренне, стать кем-то другим:
королем, бедной старушкой, грабителем, влюбленным юношей — тем, кем
ему положено быть по сценарию. Внутренний мир актера пластичен;
актер осознает природу желаний и побуждений не больше, чем любой
другой человек, но он способен чисто техническими средствами
менять, пусть временно, связку желаний, настроений, взглядов на
жизнь, соответствующих некой индивидуальности, на другую,
соответствующую индивидуальности какой-то иной. В отличии от
актеров, философы и аскеты «внутри себя» не столь пластичны, но это
и не удивительно, ведь их усилия направлены не столько на смену
состояний, сколько на поиск настоящей причины внутренних побуждений
— на поиск самих себя. Их мало интересует, как этими состояниями
можно управлять для достижения каких-то «низменных» практических
целей, их волнуют другие вопросы: откуда все это берется, где
пролегают границы между «я» и «мое» (последнее, по мере удаления от
«я» плавно переходит в «чужое») и кто, в сущности, этот
таинственный «я», очищенный от всего, что он мог бы назвать «своим»
или «чужим»? Сам по себе, без качеств — кто? И есть ли он вообще,
или же «я» — чистая химера, фантазия ума, ложная идея, внушенная
человеку еще в самом детстве его воспитателями?..
Если философы копают «вглубь» (и вырывают при этом поразительно
запутанные лабиринты мысли), а актеры кое-что знают о том, как
управлять «поверхностью», то колдуны сочетают оба подхода. Также,
как философы и аскеты, они стараются сделать свое внимание чистым,
обратить его внутрь, и сначала отделить «я» от «мое» — чтобы
понять, где подлинная воля, а где побуждение, обусловленное чем-то
внешним, а затем (на этом моменте сходство заканчивается, далее маг
и аскет идут в противоположных направлениях) — сделать «своим»
что-то, бывшее до того «чужим», но что в текущей ситуации лучше
соответствует расположению подлинной воли. Маг меняет свое
внутреннее состояние осознанным усилием, но цели его при этом вовсе
не так высоки, как у философа или аскета, в большей или меньшей
степени они всегда «приземлены», прагматичны.