Чур меня, чур. Я постучала три раза
по деревяшке. И вообще, он мертв. Вот пусть таким и остается.
Так что мы приняли решение сидеть
тихо, а что требуется – просить купить нашу хозяйку.
- Не много, конечно, - старуха
окинула огорченным взглядом скромную кучку медных монет, - но на
пару недель хватит. Хозяйка просила помочь с огородом, так что
овощи на обед будут.
И я ощутила от нее красноречивый
посыл побыть пару недель травоядной, ибо денег на пироги и мясо
нет.
Надо, так надо. Лучше овощами
питаться, чем тюремную похлебку хлебать.
И мы занялись хозяйственными делами.
Устроили тайник в комнате. Дошили потайные кошельки. Вполне себе
занятия для двух хозяек.
О том, откуда у меня золото и серебро
бабуля не спрашивала, оно и понятно – меньше знаешь, дольше живешь.
Откуда я взялась тоже. Я же не торопилась рассказывать о прошлом.
Внутри жил иррациональный страх, что откровение перечеркнет мой
шанс на возвращение домой. Мол, пока никто не знает откуда я, есть
вариант вернуться. Глупо, согласна.
Последнее время я искренне переживала
за целостность разума, а потому предпочитала не спорить с
внутренним голосом. Хочется ему надеяться вернуться – пусть. Да и
не такая уж это и безнадега. Надо лишь найти нужного бога, да
провести ритуал на открытие портала. Вопрос цены. И буду ли я
готова ее заплатить.
Вечером к нам постучали.
Я обмерла от страха. Испуганный
взгляд метнулся к тайнику. А воображение рисовало толпу врывающихся
к нам стражников – вот она нечистая совесть ворюги. Хотя эти
стучаться вряд ли станут – скорее просто вынесут дверь.
Бабуля поднялась. Степенно одернула
юбку – само достоинство. Открыла дверь. Короткий разговор.
Убийственный взгляд в мою сторону.
- К тебе, - неодобрительно возвестила
Тыгдлар.
Я отставила кружку с широм. Вышла во
двор, и на меня с надеждой уставились три пары глаз. Женщина с
ребенком – девочкой лет десяти и… наша хозяйка.
Хм, Штирлиц прокололся и теперь
работает на Мюллера.
- Я недоучка, - предупредила честно,
- выгорела, потому и не доучилась. Дар потихоньку восстановился,
но…
И я сделала горестное лицо, мол,
обстоятельства не позволили продолжить грызть гранит науки.
Мне покивали. И, кажется, были готовы
согласиться даже с тем, что я баба Яга и по ночам оборачиваюсь
монстром, пожираю печень гостей, лишь бы помогла.