Тип мне не понравился. Сразу. Веяло
от него чем-то таким… Что убавляло количество монет в кошельке.
Старуха оживилась, что-то залопотала,
пытаясь придать своему голосу нежности. Мужика не проняло. Лицо
Чиполлино на глазах из приличной луковицы превращалось в камень.
Потом он небрежно махнул рукой, и Тыгдлар торопливо выложила на
стол нашу добычу.
Ну что сказать… Цветочки и так не
выглядели розами, а уж подвявши… Потеряли товарный вид.
И начался торг. Яростный. На
повышенных тонах и размашистых жестах. Старуха три раза собирала
цветочки, демонстративно укладывая их в мешок. Я ей помогала.
Морально. Ибо каждый отступ – так вы будете покупать, или мне
забыть вас навсегда? – увеличивал наш шанс на нормальный ужин, а
может и обед.
В третье отступление один из
цветочков оказался на земле. В пылу спора ни одна из сторон не
заметила потери. Я наклонилась, подняла. Пригладила поникшие
листья. Вздохнула – жаль беднягу. И вдруг в руке потеплело, точно к
ладони грелку приложили, а цветочек воспрял духом, поднял листья и
даже цветом зеленее стал.
И тут только я обратила внимание, что
во дворе царит тишина. Нехорошая такая. И взгляды царапают
кожу.
Подняла голову, оторвав взгляд от
цветочка. Старуха с открытым ртом выглядела решившим закусить
людоедом, а вот Чиполлино смотрел столь тяжелым оценивающим
взглядом, что у меня зачесалась спина. Потом без слов достал
кошель, отсчитал с десяток темно-желтых монет.
Старуха отмерла, захлопнула рот – вот
он отрезвляющий вид денег. Подтолкнула меня под локоть - я положила
оживший цветочек на стол, а потом шустро, не выпуская локтя,
утянула меня со двора.
На улице мы притормозили около
прилавка, где коричневыми боками румянились квадратные – размером с
ладонь – толстые кусочки теста.
Тыгдлар посмотрела придирчиво на
меня, потом на местное кулинарное изделие, вздохнула так тяжело,
точно я ее ограбить решила и указала на пару пирогов. Что это пирог
я поняла, укусив и добравшись до начинки. Не знаю, какие котята
пострадали при ее приготовлении, но было в меру остро и вкусно. В
животе поселилось приятное чувство сытости, и настроение поднялось
до отметки «живем». Второй пирог Тыгдлар завернула с собой –
малышам.
Я смотрела, как Чип с Дейлом
округлили глаза при виде пирога, как заводили носами, как
трясущимися руками потянулись за угощением и отвела взгляд. В горле
запершило, я откашлялась, заморгала, прогоняя подступившие к глазам
слезы. Вышла наружу, чтобы не смотреть на этот праздник голодных
детей. И ведь разумом понимала, что не виновата в их положении – я
вообще о них ничего не знаю – а сердце сдавило. Совесть туда же со
своим ворчанием: «Чтоб я детей накормить не смогла?!». Но это
лирика. По факту, что я могу?