Глеба на четвертом этаже встретил
устланный красный ковер. Около сорок восьмого кабинета Глеб
остановился, постучал в дверь и вошел.
Кабинет, обитый в дорогие породы
дерева и с узорчатыми раритетными светильниками, походил на
комнату из богатого поместья. За
столом сидел Носков Валерий Игнатьевич, чиновник высшего звена
таможенной службы.
Глеб давно не читал новости. Поэтому
не знал, какой должности был удостоен его собеседник. Но нахождение
здесь этого «дядечки» неспроста: это отец Лиды. Пухлые руки с
пигментальными пятнами дергали за резинку от денег. Полное лицо
подчеркивалось красным галстуком, а умные карие глаза смотрели на
Глеба. Николай Валерьевич вытер с морщинистого лба капельки пота
бумажным платком и почесал залысину на голове.
— Проходи, — сказал он, когда Глеб
закрыл дверь. — Поговорим?
Глеб понял, что они не одни, когда
краем глаза заметил шевеление в темном углу кабинета.
— Присаживайся, — предложил Николай
Валерьевич, указывая на стул с изогнутой спинкой, когда Глеб
оказался напротив стола.
— Я постою, — ответил Глеб, ощущая
взгляд незнакомца за спиной.—
Поговорить о Лиде?
— Да.
— Ты думаешь, я ее свинцом накормил?
— с вызовом спросил
Глеб.
— Заткнись! — взревела фигура из сумрака, вскочив на ноги.
— Твой паршивый одеколон я за версту
чую, Ярик, — холодно сказал Глеб. — Не дергайся, а то трость из рук
вывалиться. Еще придется меня о помощи просить...
— Выйди, Ярослав, — приказным тоном
сказал Николай Валерьевич. — Мы побеседуем наедине.
— Ничего ему не предлагайте. Слышите
меня! Он настоящий подонок.
— Я сам разберусь. Езжай встречать
дочку, — невозмутимо продолжил Николай Валерьевич. — Иди
же...
Из тени вышел смуглый мужчина с
лакированной деревянной тростью. На злобной лице отражалось
отношение к Глебу –так они
ненавидели друг друга. Очки в тонкой оправе блестели в лучах
светильника. Одетый в твидовый деловой костюм, он хромал и кряхтел,
словно так пытался держать равновесие. Напоследок, одарив Глеба
уничижительным взглядом, вышел, громко хлопнув дверью.
— Не следовало тебе с этого
начинать, Глеб, — спокойно произнес Николай Валерьевич, тяжело
вздыхая. — Как бы ты себя чувствовал, если родной для тебя человек
умер?
— Не жди от меня извинений. Не тебе
мне напутствовать. Ваша семейка сделала все, чтобы я оказался в
паршивой должности. И не припоминай мне семьдесят шестой год. Там
все уладилось.