Вот и стояли сейчас супруги в парадной зале дворца Кристиансборг
в толпе иностранных дипломатов и датских вельмож, ожидавших выхода
его величества Фредерика Четвёртого, стараясь сохранять невозмутимо
важный вид. При датском дворе, к удаче Алексея, в ходу был именно
немецкий язык, однако средством общения между дипломатами считался
французский, и тут уже могли возникнуть затруднения. Впрочем,
господа посланники были деликатны и, зная о некоторых затруднениях
одного из новых чиновников русского посольства, продолжали говорить
по-немецки.
– Мадам, – улыбка герцога Фридриха Голштейн-Готторпского была
натужной, неестественной, и в то же время
пренебрежительно-снисходительной.
– Ваша светлость, – Катя не собиралась его задабривать и потому
обратилась как к герцогу, а не как к представителю королевского
дома. – Как прошло ваше путешествие?
– Отвратительно, мадам, – герцог тоже решил не особенно
церемониться с русскими. – Эта ужасная погода сделала невозможным
какое-либо иное передвижение, кроме как в карете, а сие я ненавижу
всей душой.
– Я вас понимаю, – сочувствующий вздох получился у Кати таким же
натуральным, как и любезная улыбка голштинца. – Морские путешествия
также не входят в перечень моих увлечений. Однако достойный мир, к
которому мы все стремимся, стоит того, чтобы претерпеть …некоторые
неудобства.
Герцог понял её последние слова совершенно правильно, скроил
кислую мину и поспешил удалиться. Какие условия могли выдвинуть
победители к побеждённым, он примерно представлял и не ждал ничего
хорошего. Если бы он только знал, что в иной истории давно уже
числился погибшим…
Второй голштинец, Гёрц, тоже вертелся поблизости, но беседовать
с дамой в присутствии своего не слишком-то довольного герцога
постеснялся. Хотя только утром в русское посольство доставили
аккуратненькое письмецо от него: в завуалированной форме намекал на
приватную беседу. Посла Измайлова эта просьба слегка озадачила. В
его обязанности входило представительство в Дании, вербовка
специалистов и закупка необходимого оборудования, но переговоры с
условными «шведами» Пётр Алексеич ему пока не поручал. «И не
поручит, – думала Катя, вслух обмениваясь с Андреем Петровичем
мнениями по поводу убранства датской королевской резиденции. – Он
отменный завхоз, но ни разу не политик стратегического уровня. Вот
приедет Василий Лукич Долгорукий, и тогда начнутся куда более
серьёзные разговоры. А я буду учиться у одного из лучших дипломатов
Петра Великого».