Когда вспышка молнии пронзила небеса, он краем глаза заметил,
как куски разрубленной плоти барахтаются в грязи, стараясь
собраться воедино.
* * *
– Каурай?
– А?..
– Ты живой? Правда?
– Даже я иногда себе удивляюсь.
– А где тот… Крустник?
– У него явно проблем и без нас полно. Если он и сможет выжить,
то я ему не завидую. Умертвия еще долго не успокоятся, носясь по
округе, – пока сами не развалятся на части или не нажрутся до
отвала, потом закопаются под землю. Может быть.
– Куда ты меня несешь?!
– Хмм… Туда, где есть кровать, пиво и женская грудь. И ни одного
вооруженного феборца. Подальше отсюда. Но сначала найдем мою
лошадь.
– Зачем ты меня спас?.. Опять.
– Помнишь, ты обещал мне, мол, сделаешь все, что я ни
попрошу?
– Ну да…
– Так вот и делай. Помалкивай, или лучше еще поспи. Потом тебе
придется мне кое-что разъяснить.
– Я не могу. Спать… Боюсь.
– Чего?
– Открывать глаза. Каждый раз, когда я открываю глаза во сне – я
вижу Маришку. И она обещала вернуться за мной.
А я знаю, почему пропал он:
оттого, что побоялся.
А если бы не боялся, то бы ведьма
ничего не могла с ним сделать.
Нужно только, перекрестившись,
плюнуть на самый хвост ей,
то и ничего не будет. Я знаю уже
все это.
Ведь у нас в Киеве все бабы,
которые сидят на базаре, – все ведьмы.
Николай Гоголь
«Вий»
Дорожка петляет под его стопами, норовит оплести ноги вездесущей
мор-травой. Горячие слезы катятся по щекам, а грудь стонет от
саднящей боли. Игриш знает, что ожидает его впереди – там за
деревьями, острыми как колья. Мальчик шагал по этой тропе не
единожды, так было уже десятки раз, и этот не будет исключением.
Мимо обезображенных лиц, выплывающих из полумрака, мимо гигантских,
заточенных жердей, вросших в землю. Шаг за шагом через бурелом,
припорошенный пеплом, вдоль едва заметной тропинки. Дальше и дальше
– пока окровавленные острия не скроются во тьме, пока заросли не
поспешат разойтись, пока мальчишку не окутает животный страх и
жажда бежать без оглядки.
Но он все равно пойдет дальше, ведь он знает, что этим же путем
когда-то прошла и его сестра. Навстречу своему потаенному ужасу.
Преследуемый зверем, который неотступно идет у него по пятам.
Стук за стуком отдает в его висках, мокрых от пота, дрожащих от
страха. Деревья истончаются и отступают, обнажая небольшую поляну,
сдавленную тишиной, засыпанную белесым пеплом – в свете полной луны
он сверкает подобно серебру. Из полумрака на мальчишку черным зевом
глядит деревянный колодец, невесть откуда взявшийся в этой
гибельной чаще.