В Женеве я никак не мог привыкнуть к тому, что они в конце недели закрывают свои кафе и рестораны когда хотят, потому что у них начинаются какие-то домашние дела, или приходят в гости родственники, или просто им в пятницу вечером лень работать. С моей московской привычкой в три часа ночи съездить поужинать в ресторан здесь лучше не жить. Они тут, эти швейцарцы, устроились настолько по-семейному, что могут даже выставить тебя из ресторана, в котором ты уже сел за столик. Со мной так случилось один раз. Я сел за столик и углубился в изучение меню, когда вдруг на кривых ногах подгребла грозная старуха в закрытом черном платье с манжетами и сердито объявила мне: «Finis!» Это была хозяйка. Иностранца она просекла во мне сразу же и вдаваться в беседы не желала. Ну и черт с тобой и с твоим сырным фондю. Я ушел и в скором времени завел себе знакомую блондинку-продавщицу в стеклянном павильончике неподалеку от отеля. Через день она уже встречала меня улыбкой. Этот павильончик был всегда открыт до позднего вечера, там были свежие газеты, сэндвичи и булочки. Я устраивался на табурет у высокого столика с мраморной крышкой, с умным видом разворачивал французскую газету и долго пил горячий чай с бутербродом. По-французски, кстати, я не читаю. И не говорю.
Поужинав в павильончике на углу двух пустынных улиц, украшенных мигающими светофорами, я возвращался в отель, проходил к лифту мимо маленькой филиппинки, стоявшей за стойкой с неизменной улыбкой на лице, и поднимался в свой номер. Вечерами в тот месяц по «Евроспорту» показывали бои без правил, и я, лежа в кровати, смотрел их, пока не засыпал. Шел какой-то всемирный турнир по боям без правил, и на ринг, установленный в Японии, выходили безумные персонажи с пудовыми кулаками и ребрами ладоней, набитыми до твердости камня. Маленький японец, стоило только судье дать сигнал к началу боя, пригибался и на четвереньках летел вперед и вцеплялся руками и ногами в противника ниже его пояса и уже больше не отлипал, как тот не мутузил его. Негры с лоснящимися телами сплетались во всех видах борьбы и душили друг друга, живописно лежа на брезенте ринга. Потом на ринге возник высоченный белорус с длиннющими руками и ногами и умудрился резко поднять колено в ту секунду, когда маленький японец на четвереньках бешено летел вперед; колено и лицо врезались друг в друга, и японец упал замертво. Я наблюдал сцены гладиаторских боев сначала с недоумением, потом с отвращением, а потом и с интересом. В глупости есть свое очарование. Было очень глупо торчать по вечерам в номере гостиницы в этом сытом и сонном городке в предгорьях Альп и глазеть на варварские забавы, которыми тешила себя политкорректная старушка Европа. Мокрый снег все шел. Тогда я подумал, а не съездить ли мне в гости к соотечественнику, господину Болдыреву? И на следующее утро я поехал.