Стихи – бесстыдное занятье
людей, стыдливых до забав,
кому невместно скинуть платье
при всех, хоть в койке у шалав.
Ах, что судьба! Судьба – индейка,
рифмовок кармовая клеть.
А вот свобода-иудейка
в том, чтоб и стыд преодолеть.
Не со стыда ли брили пейсы
и оба Оси, и Борис?
(Ведь только с геном эритрейца
легко ходить на снежность риз.)
Чего уж говорить о дамах!
В слезах проходят, обе две:
ну как задрать подол до самых…,
как век стоять на голове?
Как доносить стихотворенье
под сердцем, черным от растрав?
Одной – петля, другой – старенье.
О, Боже правый, ты не прав.
Да, об эпохе, жизни, лямке
что говорить? Ну, не свезло.
А что никто не вышел в дамки,
так это было западло.
Вон: агнцем по волчарне рыща,
звеньев опущенных кузнец,
поэтов царь, надменный нищий —
ведь доигрался, наконец.
Другой, запрятавшись беспечно
в природу, в переводы, в тень,
решил: мне жизнь – сестра навечно.
Что он скопил про черный день?
(Лишь самый младший был везучий —
бежал он, ободрав бока.
Но горше нет его созвучий,
и невский лед его строка.)
А в след колес, из-под турусов
влетев, поспел ли, как в кино,
с тураевской шпаргалкой Брюсов
сыграть в кровавом казино?
И сквозь слезу не зрит ли око:
сокрытой камерой заснят,
над неподвижным ликом Блока
болотный венчик бесенят?
А председатель угорелый,
дерзнувший оструктурить бред?
А симулянт безумья белый?
От всех остался красный след.
А долговязый возмутитель?
Все до плеча, всё по плечу:
я – новой жизни возвеститель!
я рифмы бритвою точу!
А визави его кудрявый,
любимец муз, хлыстов и баб,
и наше всё догнавший славой?
Как все, он оказался слаб.
Вот если б из-под пули выжил
последний рыцарь, дивный враль,
когда б потомком не унижен
да пожил – вот кого бы в рай!
Но формула неотменима:
направо – потеряешь честь,
налево – ум, а прямо – мимо
судьбы, к стихам, что ни прочесть,
ни переврать не будет шанса
у интернетова писца
(и нобелевского венца
в дурном изводе иностранца
не схлопотать, а до конца
рядиться в тельник голодранца).
Поэтому легко поэту —
шпарь, не заботясь о судьбе!
у ней засолены ответы.
Но надо стыд убить в себе.
Мы алчем ласки муз? Не верьте:
мы озабочены лишь тем,
чтоб снять табу еще до смерти
с запретных рифм, с заветных тем.
(2002, Бердянск)