А уездные-то, клещи-паразиты, всё из «амбарьев-сусекив» повычищут-повыметут, аки татарьё… Ни пшенички, ни стопарика бражки не оставаят…»
Однако, ошиблись крестьяне, богатые да зажиточные, голоштанники да приблудные, вроде Юшки. Совсем нежданный пароход пристал к малой сельской пристани…
* * *
Из синеющей зыби тумана, вверх по яровитому склону, потянулись серые, незнакомые тени… Со знаменем, а не с хоругвями, что ввергло любопытствующих в оторопь…
Дёрнулся нетерпеливый народец из храма, не ожидая окончания литургии, не обращая внимания на грозный оклик Филарета. Все, маловерные, потянулись к берегу…
Молча, похрустывая речным песком, сапогами да ботинками в обёртках, поднималось, снизу-вверх, невиданное племя…
Мне, как учителю, вспомнились тогда слова Александра Сергеевича Пушкина о тридцати трёх богатырях, выходящих из моря, во главе с дядькой Черномором…
Только не блистали на них золотые доспехи, не отливали серебром прочные шелома, не блистали в свете утренней зари острия копий. И «дядька Черномор» не был бородат и могуч. И не был он обряжен в златую кольчужицу.
Шёл впереди строя плюгавенький, лысенький мужичонка, обряженный в кожанку, перепоясанную офицерской портупеей.
В доказательство его «дядько-черноморской значимости», ярко светился у него на груди малиново-красный бант, а по левому боку болтался громадный «маузер» в громадной кобуре.
За ним, как былинные герои, шли воины, не с копьями, а с винтовочками мосинскими, да с примкнутыми штыками булатными. В зелёных гимнастёрках с красными отметинами на груди, и… в шеломах ли?
Кто-то, откудова-то знаючи, ответил на ухмылку в толпе: «Эт-те, не шапки… Эт-те – „будённовки“… „Красные“ пришли!!! Вишь, каков стяг-то? Как зорька сёднишна…»
«Красные» вошли в село тихо, никого не трогая и не обижая… Узнали, к чему такое скопление народу у пристани и храма. Лысенький владелец «маузера», оставив оружие у адьютанта, вошёл в храм с двумя в гражданской одёже и простоволосой бабой, так же ряженой в кожанку, но с «левольвертом».
Филарет попробовал возмутиться за то, что службу прервали, но… Баба энта, вытащила «револьверт», да пальнула… прямо в купол, рявкнув, мужицким гласом, что, дескать, через час перед храмом состоится «первый революцьённый митинх»…
* * *
Стоя на окраешке смущённой толпы, Юшка подумал: