– О, какой ты модный, Михалыч! Трусы-то от какого-нибудь толстого итальянца тебе достались? – улыбаясь, сказал я.
– Так и есть! Чего ты вернулся-то? Что там такое случилось?
– Да ничего не случилось! – ответил я, махнув рукой. – Я говорю, ушки заячьи тебе подарю в следующий раз, как приду. Будешь радовать Никитичну свою.
– Это как это? – удивлённо спросил Михалыч. Тут послышался женский голос из сторожки:
– Константин Михайлович, у меня дома есть такие. Я сама в следующий раз принесу. Заходите уже, а то дует.
– Во! – сказал Михалыч, поднимая к верху указательный палец. – А ты говоришь…
Я усмехнулся, поправил воротник ветровки, достал из кармана теннисный мячик и кинул его далеко перед собой. Пёс тут же умчался за ним вдоль берега, а я пошёл навстречу новому дню.
В одном из мясных прилавков Симферопольского рынка
С утра у мясных прилавков Симферопольского рынка всегда многолюдно. Каждый спешит отхватить кусочек получше, чтобы приготовить из него ароматную шурпу или тающие во рту отбивные. – Мне говяжью вырезку, – сказал я и еще раз оглянул лавку с аппетитными кусками говядины, баранины и других мясных продуктов. – Минутку молодой человек, обслужу Зульфию-ханум, а после вас! – приветливо улыбнулся мясник. – Да, конечно, – немного отойдя в сторону, я увидел рядом с собой пожилую женщину лет примерно семидесяти.
Она была одета в красивое платье и туфли на среднем каблучке с брошкой. Ее по видимому крашенные жгуче-черные кудри наполовину скрывала элегантная шляпка. От женщины исходила живая энергия, в которой ощущалось тепло. А еще у нее были потрясающе красивые зеленые глаза и нежная улыбка. Пока я краем глаза рассматривал незнакомку, мясник аккуратно, с особым трепетом, отрезал ленту из бараньих ребрышек и завернул их в пакет. – Возьмите Зульфия-ханум, пусть ваша шурпа будет очень вкусной! – произнес мясник, положив руку себе на грудь. Женщина взяла мясо и, еще раз одарив мясника улыбкой, неспешно последовала вдоль ряда. – Так, значит, вам вырезку? – переспросил мясник. – Да, – кивнул я, не отрывая взгляда от этой дамы. – Надо же, как говорится, иногда старость бессильна перед красивыми людьми, сколько бы им не было лет… – сказал я. – Вы о Зульфие-ханум? – мясник ловко отрезал кусок мяса. – Она – иранка. В наши края ее род переехал еще при Царе. К сожалению, Зульфия-ханум глухонемая и одинокая. У нее нет детей. – Правда? – мне было сложно поверить, что у такой красивой женщины есть врожденный дефект. – Да, – продолжил мясник, заворачивая мясо в пакет. – Пару раз в неделю она приходит сюда, и я даю ей бараньи ребрышки для шурпы. В любое время для нее у меня найдется самое лучшее мясо. Эту традицию завел наш дед, потом отец, теперь я. – Сколько же ей лет тогда? – Восемьдесят три! – он заулыбался. – Мой дед, покойный Темирбей, после войны женился на моей бабушке, у них родились мой отец и дядя, а спустя несколько лет он встретил Зульфию-ханум и влюбился. Не знаю, правильно это или нет, я не могу осуждать. Перед смертью дед завещал во всем помогать Зульфие-ханум. Ведь она всю свою жизнь любила только его и не вышла замуж. Посвятила всю себя…