Всмотрелись – видят: две богомолки по дороге шагают, торопятся; все ближе и ближе путницы: одна – седая старуха, сгорбленная, другая – совсем еще девочка. Укутаны обе в разное тряпье.
Поклонилась старуха молодцам и спросила:
– Не пустите ль нас отдохнуть малость, люди добрые? Притомились мы с дочкой, от обители-то идучи.
– Милости просим, бабушка, – сказал, вставая, Ананий.
Ввел он богомолок в избу, воды им в деревянной чашке принес.
– А насчет еды – не обессудьте, голубушки. Один черствый хлебушко, да и то летошнего помолу.
– Спаси тебя Господь, кормилец, – в голос молвили странницы, раздеваясь и усаживаясь.
Напились они водицы, сухих корок погрызли. Тем временем в избу вошли остальные молодцы и сели.
– Ляхи, что ль, пожгли у вас село? – спросила старуха.
– И ляхи, и свои, бабушка. Такая уж пора злая…
– Верно, кормилец, правда твоя… Хуже этой поры и не бывало на Руси… Вот и наше село Здвиженское – чай, слышали, молодцы, – тоже с двух концов ляхи да перелеты запалили. И сгорело оно, как свечечка, словно все избы косой срезало… Ох, горе-горькое!..
Заплакала старуха, закручинилась и дочь: из голубых глаз покатились крупные слезы.
– Батюшка! Родненький!.. – простонала она сквозь слезы.
– И убили моего старика-хозяина! – повела опять речь старуха. – И остались мы с Грунюшкой сиротинками! Негде голову преклонить, опричь[4] храмов Божиих, да и те, почитай все, поруганы нехристями. Одно было прибежище бедным сиротам, нищей братии – обитель-матушка; да и ту хотят теперь злодеи боем взять…
Вскочили молодцы со скамеек все как один.
– Не бывать тому! Костьми ляжем за обитель!
– Да полно, бабушка, может, ты ослышалась? – недоверчиво спросил хитрый Оська.
– Какой, родимые! Правда правдинская… Все богомольцы про то толковали, плач и стон стоял в обители. Поплелась я, грешная, к святому старцу Корнилию – духовный отец он мой – пала ему в ноги. Мудрый он старец и милостив к бедным.
– Еще бы! Кто старца Корнилия не знает? Святой человек, – вымолвил Ананий.
– Благословил меня старец и поведал мне: истинно идут на обитель ляхи, и царю то уже ведомо, и посылает он, царь-батюшка, на подмогу бойцам обительским воевод своих с силою ратною и нарядом… Заплакала я, кормильцы мои, как услышала эту злую весточку, побежала спешно к Грунюшке; собрались мы и пошли куда глаза глядят.