После второй стычки вернулся молоковский витязь в обитель сумрачный, молчаливый; не просветлел он лицом ни на похвалу воеводскую, ни на благословение отца игумена. Велел он снести в кладовую монастырскую отбитое у ляхов оружие, а сам, понурив голову, пошел в одну из келий иноческих, где лежал в недуге Данила Селевин.
Отозвалась отважному сотнику мушкетная рана, что получил он во время большого приступа: залучила молодца огневица[33] и едва в могилу не свела…
Да отходила Данилу от смерти ранней девушка-богомолка Грунюшка: ночи не спала над ним, давала травы и зелья целебные, которыми снабдили ее старцы монастырские, опытные во врачевании души и тела… Одолел лихую болезнь сотник Данила.
– Жив ли, братишка? – промолвил Ананий, входя в тесную келью и улыбаясь ласково Грунюшке, сидевшей около больного.
– Завтра на стены выйду! – весело отвечал Данила.
– Дай бог… Надо мне с тобою побеседовать.
Сел Ананий на лавку, нахмурился. Вгляделся Данила в лицо старшего брата – видит: словно бы похудел Ананий за немного часов; по челу глубокие морщины пошли.
– Худо, брат Данила! Опозорил наш добрый род Селевиных Оська-переметчик… Ведомо ли тебе, что он теперь в стане ляшском?..
В ужасе всплеснул руками Данила, Грунюшка закрестилась, молитву зашептала.
– Мыслил я, – говорил Ананий, – что упал духом парень, не вынес своим сердцем слабым трудного осадного сидения и бежал укрыться куда ни на есть от страха. Да не то вышло. Враг человеческий соблазнил неразумного, стал он злодеем-переметчиком… Изловили мы сегодня в схватке одного казака из рати Епифанца-атамана… Сильно порублен был тот казак и на наших руках Богу душу отдал. Умирая, сказал он нам: «Молитесь, братцы, за мою душу грешную, да простит мне Бог, что воевал я святую обитель. Стойте, братцы, крепко за святого Сергия и пуще всего изменников опасайтесь… Есть теперь в стане у Лисовского один переметчик монастырский; говорит он ляхам, в чем недостача в обители, учит их, в какие места ядра целить, чтоб огнем занялись кельи. Много золота дарят тому Оське Селевину начальники ляшские…» Как услыхал я, брат Данила, так меня словно ножом по сердцу резануло. Пойдет теперь по обители молва: род-де Селевиных ненадежный, изменничий!
В тяжкой горести задумались оба брата. Грунюшка в углу тихонько плакала…