– Надо нам, Данила, как-никак братнюю вину перед обителью искупить, – строго, раздельно молвил Ананий.
– Что ж, приказывай… Ты – старшой, заместо отца…
– Помнишь наше целование крестное?.. Поклянемся же, брат Данило, как случай выйдет, вперед всех умереть за святого Сергия, кровью омыть бесчестие наше…
Вынул Ананий из-за ворота серебряный складень, и, перекрестившись, приложились к нему оба брата.
– Коли я Оську в бою повстречаю, – дрожащим голосом сказал Данила, – не дам пощады переметчику!
– Вестимо! – хмуро отозвался, вставая, Ананий.
– А теперь время мне в архимандричьи покои идти. Будут там моего пана пленного пытать да спрашивать… И какие ж эти ляхи слабосильные: кажись, я его чуть-чуть лишь помял, а четыре дня отлеживался пан, насилу встал…
Вышел Ананий Селевин из келий и направился к отцу архимандриту. Там уже все в сборе были. Пан Брушевский, в цепях, в кунтуше измятом и изорванном, стоял перед соборными старцами. Воеводы тоже тут были…
Завидел князь Григорий Борисович Анания, к себе поманил и шепотком спросил его:
– Верно ль про твоего брата молва идет?
– Верно, княже… Смутил его лукавый… Обесчестил нас…
– Полно! Ты в том неповинен. Всем ведомо твое усердие да старание на пользу обители. Ты только свою дверь потайную оберегай построже: как бы не ввел переметчик врагов в обитель…
– Спасибо, напомнил, воевода! Не бойся, устерегу потайной ход… А того переметчика, хоть и брат он, достану, своей рукой накажу… Не быть изменнику живу!
– Слушай, молодец, – молвил воевода, взглянув на похудевшее лицо Анания, на его глаза впалые, – вижу, скорбит душа твоя, тяжко тебе… Иди-ка ты после допроса к архимандриту – утешит и успокоит твое сердце отец Иоасаф…
– И то, надобно отцу Иоасафу открыться, – согласился Ананий.
Начался допрос ротмистра Брушевского. Спесив и отважен оказался лях: соколиными, смелыми очами глядел он на иноков и воевод…
Старец Гурий сел сбоку у стола дощатого записывать слова пленника, допрашивал пана воевода князь Долгорукий.
– У Сапеги ли служишь, или у Лисовского?..
– Служу ротмистром в полку у ясновельможного пана Александра Лисовского. Берегитесь, иноки, отплатит вам пан Лисовский за мой плен, за дерзость вашу!
Пленник чисто говорил по-русски, гордо озираясь.
– Не грозись, пан, – спокойно ответил воевода. – А много ль рати у вас? Какие полки?..