– Вы твари и паршивые гомики! – зло кричал он с пузырящейся слюной в уголках рта. – Всем обязаны России, даже мостом, под который меня загнала жизнь!
– Неправда! – сухо возразил дознаватель. – Неправда! Этот мост подарен Франции императором Александром в знак примирения и доброй воли. Если хотите, как признание вины перед Францией…
– Какой вины?! – русский задохнулся от негодования. – Какой вины? Вы спалили нашу столицу, вы за тридевять земель приперлись к нам с огнем и мечом, вы убили нашего лучшего поэта, вы наградили нас вашим фирменным развлечением – триппером! И это все в признание нашей вины?.. Ублюдки!..
«Да! – подумал лейтенант, поправляя на руках форменные перчатки. – Но, то опустившийся тип, клошар, пьяница… А ведь это знаменитая актриса… Ничего у этих русских не пойму!..»
При обыске квартиры опись драгоценностей заняла пятнадцать страниц.
«Мой Бог! – внутренне воскликнул юный офицер. – Есть ли сила, способная понять их? Иметь такое состояние и угодить в полицию…» – он вспомнил одну из брошей, исполненную из платины в виде скрипичного ключа, усыпанную бриллиантами в обрамлении густых трансваальских изумрудов.
– О-ля-ля! Как бы хорошо она смотрелась на груди моей Сессиль, – мечтательно вздохнул лейтенант, вспомнив, как все участники обыска не скрывали восхищения, рассматривая потрясающую красоту. Следователь долго цокал языком, крутил брошь на ладони перед светом и с видимым сожалением опустил ее в переносный сейф, предусмотрительно захва ченный на обыск. Полиция догадывалась об уникальных драгоценностях певицы, но чтобы увидеть такое!..
Где им, глупым и скупым, знать, что брошь эту, специально заказанную старым евреям-ювелирам, еще в средние века «окопавшимся» в датском Орхусе, русские купцы преподнесли Плевицкой в 1913 году по окончании знаменитой и самой размашистой Нижегородской ярмарки. Она пела там столь восхитительно и самозабвенно, что заставила бородатых, суровых мужиков, ворочающих миллионами, рыдать, как детей малых… А уж слова как звучали пророчески:
Средь далеких полей, на чужбине,
На холодной и мерзлой земле…
Русский раненый воин томился
В предрассветной безрадостной тьме…
Аспидным крылом этой тьмы уже накрывало Россию, и надолго… Ей предъявили обвинение в «соучастии похищения и насилия» на набережной Орфевр в здании судебной полиции.