Места этих боев, судя по всему, вскоре настигла разруха, начался голод. Пошли аресты, стали выселять. Да народ и сам побежал. Кто на юг – а кто и на север. Часть семьи Надежды Константиновны оказалась в Ташкенте, другая (и она сама) на несколько лет – на севере.
Наверно, надо очень много всего перенести, чтобы уметь так расколдовывать нас от той немоты, которую я упоминал раньше. Я сказал уже про Надежду Константиновну – уцелевшая потому, что не имела права не уцелеть. И у нее была среди нас своя роль. Кто-то скажет – никакая это не роль… А я скажу – огромная. И как только Надежда Константиновна появлялась около нас, в неизменной ее приветливости, в проявлениях радости всего лишь от того, что она тебя видит, каким бы коротким ни был разговор, ты понимал, что она обязательно успеет расспросить тебя, интересуясь как твоими радостями, так, конечно и особенно, – печалями. А ведь в двенадцать и в четырнадцать, если и не в пятнадцать, что тоже не исключено, тебе не так нужна помощь, как знать, что тебя не бросят… В тете Наде Колмаковой это было. И ты ощущал себя не просто приятелем ее сына, а наравне с ним. И никаких привилегий он в эти минуты не имел.
А еще однажды (правда, тогда мы были уже давно закончившими Нахимовское) ею был организован перехват нас на железнодорожном пути, когда из Севастополя мы были отправлены поездом на Северный флот на преддипломную практику. Но этот поезд Севастополь – Мурманск не заезжал в Ленинград. И объединенная группа «мам и невест» прибыла заранее на станцию Волхов, где наш поезд сворачивал в объезд Ленинграда, а затем мы вместе ехали до той станции, где поезд выходил на ветку Ленинград – Мурманск.
Колмаковы были эвакуированы в годы войны из Ленинграда в Архангельскую область, но другие родственники были в Средней Азии, и, хотя идет с тех пор уже третье поколение, память о том времени (даже в кулинарном аспекте) живет в этой семье до сих пор. И в Дни Военно-морского флота традиционно готовится на даче Колмаковых в Васкелове огромный казан плова, и группой бывших морских офицеров поднимается военно-морской флаг.
В тот день, когда у меня была свадьба (это уже пятый курс, предновогодний десятидневный отпуск из Севастополя), Анатоль так к нам и не дошел, и они со своей Ольгой,[5] с которой он познакомился за несколько месяцев до того в крымском автобусе, просидели весь вечер на подоконнике нашей лестницы по уже упомянутому адресу – Дворцовая наб., 32, кв. 24 (теперь там столовая Эрмитажа). И будто бы какие-то самые главные слова о дальнейшем у них именно на нашей лестнице и были произнесены (зная их обоих, убежден, что именно этих слов было, ну, может, пять, много, если десять).