Все пацанское крыло было вымазано, но у меня осталось эещё
больше половины тюбика и примерно в сто раз больше энергии. Мной
руководило желание не останавливаться на достигнутом. Я
почувствовал, что готов принять более сложный вызов и покуситься на
палаты девочек. Идти через холл было самоубийством – сопящая
толстуха мгновенно прекращала храпеть при малейшем приближении,
будто у неё работал какой-то внутренний радар на идиотские
ситуации. Мы в одну-то сторону проскочили с трудом. А сейчас, когда
в любой момент из комнаты мог выскочить разъярённый Лапин, авантюра
вообще становилась весьма опасной.
Утро было весёлым. По-настоящему весёлым. И такое веселье мне
нравится. Люблю, когда поднимается шумиха, причиной которой стал я.
Люблю, когда мои действия приносят раздор и смуту. Люблю, когда
люди вокруг готовы сцепиться между собой, и это моих рук дело. Даже
настроение поднялось.
За окном раздавались крики, однако, прежде, чем на шум обратили
внимание мои товарищи, сначала началась бестолковая суета в нашей
комнате.
— Эй, что за фигня?! — Толстяк Вася пытался оттереть зубную
пасту со своих щек, но у него ни черта не получалось. Она будто
намертво въелась. Делают на совесть, молодцы.
Ряскин, тот самый, херов шутник, дергал себя за волосы, на
которых висели белые засохшие блямбы, и сыпал такими выражениями,
что покраснел бы даже самый заядлый матершинник. Вот тебе и пионер.
Всем ребятам пример. Константин Викторович жаль не слышит.
Порадовался бы.
Эти блямбы прилипли к волосам Ряскина намертво и отдираться не
хотели вообще никак. Он тряс головой, тянул себя за слипшиеся
пакли, которые теперь имелись на его башке, но не мог ничего
сделать.
— Ванечкин, посмотри на свою рожу! Тебе больше всех досталось! —
Крикнул мне пацан с соседней кровати. Витя Липочкин. — Это что за
сволочи, интересно? Руки бы оторвать.
Я сделал соответствующий вид, возмущенно выругался, и подскочив
с кровати, присоединился к общей истерии. Громче всех обещал найти
дебилов, а потом засунуть им пасту во все труднодоступные
места.
Как заметать следы я знаю. Само собой, когда мы с Селёдкой
вернулись в корпус, то первым делом измазал себя, чтоб не вызывать
подозрений. Объяснять, почему все вокруг в пасте, а я — нет,
совершенно ни к чему. Поэтому мое лицо было украшено белыми
разводами, как и у остальных. Хотя тут-то я как раз ни при чем. Наш
отряд вообще мазали девчонки. Но лучше избавить себя от лишних
разговоров.