Обвожу взглядом бескрайнюю цветущую
степь, и сердце щемит от полного безумия ситуации. В памяти опять
появляется зимняя ночь, фыркающий как морж Сеня и мой крик: «Да ну,
нафиг!». Ежась, натягиваю на себя его халат и бегу обратно в баню.
Хлопает дверь. В просторном предбаннике накрытый стол, громкий
пьяный гул. Крепкий животастый мужик орет, выпучив глаза:
– Какие монголы?! Не пори чушь! Не
было никакого ига. Все это придумали позже для, так сказать,
укрепления общеимперского патриотического духа.
Ну конечно, о чем еще могут спорить
русские мужики по пьяни, либо политика, либо бабы, либо история.
Да, да, именно в таком порядке: политика, бабы, история.
Протискиваюсь на лавку поближе к камину, и тут рядом какой-то
мужичонка возник. Козлиная бородка, сам весь словно высушенный, и
глаза ледяные-ледяные. Помню, я аж поежился, а тот спрашивает, и
голос его звучит мягенько так и чуть насмешливо:
– Ну, а вы, молодой человек, что
думаете, было иго-то?
Я эти споры не люблю. Бессмысленные
они. Было, не было, какая теперь разница. Чего кипятиться и горло
драть, но этот мужик не отстает и смотрит так, что не ответить ему
невозможно. Улыбается вроде по-доброму, но ощущение такое, словно
на оскаленную волчью морду смотришь, и слова его в голову ложатся,
а губы у старика даже не шевелятся.
– Вы же историк, что вы думаете?
Что бы я не думал, но тогда мне
захотелось гадость какую-нибудь ему сказать, чтобы не лез.
Говорю:
– Конечно, было, и только глупцы
могут отрицать очевидное.
Мужичок этот вдруг улыбнулся одними
глазами и спрашивает:
– А вы хотели бы увидеть все своими
глазами?
Сейчас-то мне не до смеха, а вот
тогда просто смешно стало. Повернулся к нему и, взглянув прямо в
глаза, усмехнулся.
– Нет, не хотел бы. Я реалист и
прекрасно понимаю, что в том мире и дня бы не прожил. Языка не
знаю, оружием не владею, ничего не умею...
Старик веселья моего не оценил и
глазками своими колючими так и прожег.
– Разумно. А говоришь ничего не
умеешь, торговаться то можешь.
Я тогда не понял о чем он, а мужичок
ладонь свою костистую на руку положил и в самую душу мне так и
глянул.
– А если бы я тебе позволил на всех
тогдашних языках говорить и пообещал бы, что живой и здоровый
вернешься обратно. – Он насмешливо прищурился. – Скажем через
годик. Согласился бы?