Вспомнив о подаренной лошади,
собираюсь уже принять поводья, как вдруг, опережая меня,
выскакивает Куранбаса и, взяв коня под уздцы, склоняется в
почтительном поклоне.
– Не волнуйтесь, святой отец. Я
займусь лошадью.
Киваю в знак согласия, отмечая про
себя, что один помощник у меня уже появился, даже не спросив моего
согласия.
***
Впереди степь, позади степь, повсюду
бескрайняя, прожженная солнцем степь. Растянувшееся посольство
медленно движется на восток. Я качаюсь в седле в самой середине
монгольского отряда. Так мы выехали из Киева, и так продолжается до
сих пор, хотя давно уже остался позади Чернигов, и со дня на день
можно будет увидеть верховья Дона. Вокруг меня молча едут
монгольские воины, и мне до сих пор неясно, что это – почетный
караул или строгая охрана. Вроде бы бежать мне некуда, да и
незачем, но я постоянно чувствую на себе оценивающе-подозрительный
взгляд Турслана Хаши, мол, я все вижу и, чтобы ты не задумал, я
всегда буду на шаг впереди.
Этот степняк, наверное, вообще по
жизни подозрительный и никому не доверяет, потому что другой
причины с таким упорством следить за мной я не вижу. Ведь у него
все складывается как нельзя лучше. В Чернигове князья договорились
на удивление легко. Ярослав попросту предложил Михаилу разделить
всю землю пополам. Весь северо-восток, включая Владимир, Суздаль,
Ростов, Новгород и Псков, отходят к нему, а Киев, Чернигов,
Переяславль и Галич к Михаилу. В другое время, на подобное
предложение, тот попросту бы рассмеялся в лицо и сказал – это
невозможно, но в этот раз за спиной Ярослава маячила тень грозной
монгольской империи, а память о ее силе у черниговцев сохранилась
еще со времен битвы на Калке. Все что тогда думал Михаил
Черниговский ясно читалось в его глазах:
«Сегодня, я князь черниговский, а
завтра? Завтра что? Любезные родственнички только и ждут случая
отобрать стол. На горожан надежи нет, им вообще без разницы кто у
них князь, а монгольский хан – это сила. Весь юго-запад подо мной
будет, и никто пикнуть не посмеет. А если откажусь, то что? Да
ничего, предложат кому-нибудь другому, Даниилу Галицкому или
Святославу Смоленскому, например. Где гарантии, что они не
согласятся».
Монголы стелили мягко, отказываться
было даже как-то глупо. Мол, признание верховной власти Великого
хана, это скорее привилегия, чем кабала. Князья будут полными
хозяевами на своей земле, и хан ни во что вмешиваться не будет,
лишь бы в срок платили десятину, а вот зато в случае военной
угрозы, непобедимая монгольская армия всегда сможет защитить свои
верные улусы. В общем, принципиального согласия достигли довольно
быстро, а потом больше препирались по мелочам. Посол этот договор
скрепил словом и клятвенно обещал помощь хана Бату в его
претворении в жизнь. Оставалось только поехать и присягнуть хану на
верность. Сами князья ехать опасались, и Турслан Хаши не настаивал,
согласившись на ближайших представителях рода. Вот поэтому старшие
сыновья обоих князей и едут сейчас на восток, навстречу идущей из
побежденной Булгарии орде.