Еще несколько секунд этого
противостояния и Кулькан сдался. Отведя взгляд в сторону, он
процедил сквозь зубы:
– У меня в тумене большие потери,
едва ли половина наберется.
Субэдэй тут же погасил в глазах гнев,
словно бы говоря – вот это другое дело, это деловой разговор.
Нагнувшись к Батыю, он вновь пошептался с номинальным командующим,
и тот, глядя на Кулькана, произнес:
– Тебя усилит корпус Бурундая. –
Впервые, на лице Батыя появилось что-то вроде ироничной усмешки. –
У него тоже недостача большая. Глядишь, вдвоем вы как раз на
полноценную тьму и наберете.
Сделав свои дела, запахиваю халат и
вспоминаю, как в ответ у Кулькана заходили от злости скулы, как он
сдержался и молча проглотил обиду.
«Ведь, наверняка, у каждого из этих
чингизидов полно за душой таких обид, – подумалось мне, – как при
такой враждебности друг к другу им удается сохранять общий порядок
и организованность всего войска? Вот это загадка».
Шагаю к своей юрте и понимаю, что на
этот вопрос ответа мне никто не даст, пока я сам не увижу их в деле
и не смогу в реалиях оценить, в чем же скрыта монгольская
непобедимость.
К сожалению, эта трагическая
возможность приближается с каждым днем. Орда Кулькана медленно
движется по левому берегу Дона, воины Бурундая отдельными отрядами
рыщут по степи вокруг в поисках возможных половецких отрядов. Мне
отведено место переводчика в свите нойона Турслана Хаши. Он, как я
уже понял, де факто является человеком Батыя в Кулькановской орде,
а де юре, возглавляет посольско-разведывательную миссию по
сотрудничеству с союзными русскими князьями.
Кстати, моего желания занять это
«важный чиновничий пост» никто не спрашивал. Батый лично оценил мои
лингвистические таланты и особой милостью наградил меня сим
ответственным заданием на время русского похода. Спорить, по
понятным соображениям, я не стал.
После этого, свободного времени у
меня появилось предостаточно, и в основном, я тратил его на
размышления по одному не дающему мне покоя вопросу. Что мне делать?
Оставаться в роли пассивного наблюдателя или попытаться хоть
что-нибудь предпринять для спасения Руси. Первый вариант казался во
всех отношениях предпочтительней. Спокойно отсидеть положенный
срок, все записать, прихватить, если получится, парочку
вещественных доказательств, по возвращении настрочить докторскую и
прогреметь в историко-археологических кругах. Я бы так и
остановился на этом, но совесть, будь она неладна, грызет и грызет,
сколько бы я не пытался убедить себя в нелепости своего
вмешательства.