Осторожно повернув голову, насколько позволяла веревка, я обвел
взглядом площадь, но ничего не узнал. Здания вокруг совершенно не
знакомые. Хотя мне показалось, что слева я вижу шпиль
Адмиралтейства, но где тогда Исаакиевский собор? На предполагаемом
месте идет какая-то стройка, установлены леса и никакого парка
перед ним. Скосил глаза направо - там привычного здания Сената с
аркой тоже нет, лишь какой-то незнакомый дворец. Ничего непонятно…
Вроде Питер, а вроде и нет.
Вернулся взглядом к трибуне. Перед глазами вдруг потемнело и
начало двоиться - а потом резкость снова “включилась”, я увидел
среди фигур военных одного странного человека. Правильные черты
лица, довольно молодой - лет тридцати, темноволосый, высокий -
гораздо выше остальных ростом. Он невольно притягивал взгляд, да и
сидящие рядом с ним военные с подчеркнутым почтением, и даже
льстивым подобострастием обращались к нему. А кому у нас испокон
веков льстить привыкли? Богатеям, да начальству. Значит, это
какой-то большой начальник… или генерал.
Незнакомец словно почувствовал, что я на него смотрю и
встретился со мной взглядом. По тонким губам скользнула неприятная,
какая-то змеиная улыбка, и все очарование этого по-настоящему
красивого мужчины моментально померкло. Я равнодушно перевел взгляд
с незнакомца на строй солдат в старинных мундирах, что стояли перед
трибуной, потом на зевак, столпившихся на краю площади…
- …к повешению!
Звук будто опять включили, я услышал отчетливый шепот слева:
- Паша, друг, прости меня за все, свидимся на том свете! …Если
он есть.
Я повернулся, как смог и обнаружил, что рядом на скамье стоял,
покачиваясь, красивый молодой парень с щеточкой светлых усов над
губой и грустными ярко-синими глазами - прямо “девичья погибель”.
Ветер трепал вьющиеся русые волосы, сыпал мелкой снежной крупой в
лицо. Как и я, одет он в простую белую рубашку с широким воротом,
руки тоже связаны за спиной, на шее такая же веревка.
- Приговор привести в исполнение незамедлительно! - в поле моего
зрения, наконец, попал тот самый глашатай, что озвучивал приговор.
Длинноногий, в расстегнутой шубе, высоких сапогах и треуголке. На
лице - румянец, глаза бледно-голубые, во взгляде застыл лед. Нос
прямой, как у древнеримской мраморной статуи. Ариец, блин… Какие-то
они “неправильные” тут - все с четкими чертами лица - сплошь “алены
делоны”. Хотя нет… Лица у солдат перед трибуной вполне ведь
обычные, это лишь офицеры здесь писанные красавцы.