Вскоре меня накрыло странное безразличие, и мне уже было наплевать на мужские руки с жадностью скользящие по моему телу.
— Бонни, девочка, какая же ты сладкая…
Его язык медленно повторил изгиб моей шеи, тем самым вызвав во мне волну отвращения. Я только молча отвернулась, молясь про себя, чтобы больше он не целовал меня в губы. Куда угодно, но только не в губы…
***
— А как тебя в детстве называли? Бон-бон?!
Макс оставил мою шею в покое и заржал как сивый мерин.
Мне стало невыносимо жутко.
До этого момента этот мерзавец хотя бы себя контролировал, а теперь… Уж лучше бы он как и Влад лежал сейчас в отключке. Но Макс, похоже, был крепким орешком в плане спиртного. Он пьянел, но становился от этого только активнее и, что самое паршивое — его любвеобильность при этом росла в геометрической прогрессии. Ещё немного и я не смогу его сдерживать… и он отымеет меня прямо на собственном диване!
Словно в подтверждение моих мыслей, этот подонок сильно сжал мою грудь. От неожиданности я охнула от боли, а этот урод принял мой вскрик за проявление страсти. Скотина!
— Всё-таки африканская кровь в тебе чувствуется. Я сразу понял, что ты горячая штучка… Люблю страстных. — Он с лёгкостью избавился от моей блузки, после чего принялся за бюстгальтер. Но, не сумев справиться с застёжкой, Макс избавился от него, попросту вырвав из ткани крючок. После чего уткнулся носом в ложбинку моей груди и выдохнул: — Так-то лучше… Какая она у тебя шикарная…
— Максим, прекрати! — взвизгнула я, прекрасно понимая бесполезность своих призывов. Если до этого я хоть как-то держалась, не теряя надежды, то сейчас меня накрыла паника. И я вдруг с предельной ясностью поняла, что сейчас будет…
— Запомни, я не люблю ледышек. А то некоторые лежат под мужиком словно брёвна бесчувственные. Но ты не такая… Не сдерживай себя, можешь стонать, кричать… мне нравятся громкие девушки, — хмыкнул Макс и довольно ощутимо прикусил мой сосок.
Я опять чуть не вскрикнула, еле-еле сдержалась, но для этого мне пришлось сильно прикусить губу.
Если этот извращенец принимает крик боли за чувственное проявление, то я не доставлю ему такой радости. Мразь… не дождётся…
В конце концов мой гнев вперемешку с паникой и инстинктом самосохранения выплеснулись наружу. В результате чего я упёрлась руками в мужскую грудь и попыталась оттолкнуть Макса от себя. Но с таким же успехом я могла бы стараться сдвинуть каменную глыбу. Кроме того, я вдруг с ужасом поняла, что моё активное сопротивление заводит его похлеще всякой Виагры. Так что, сделав ещё несколько безуспешных попыток, я оставила эту затею. В этот момент меня покинули не только силы, но и всякая надежда. Так что, устав от этой бессмысленной борьбы, я сдалась: разрыдалась горько и безнадёжно, враз превратившись в безвольный кусок мяса.