Пахнуло звериным духом и тяжелым мужским потом. В зале на миг стихли звуки…
Это тот самый миг. Единственный в своем роде. Миг, когда время останавливается.
Правая рука противника взлетает, слышится гул распарываемого когтями воздуха; левая рука опускается, открывая грудную клетку.
Я резко прыгаю навстречу, прямо на костяные ножи. В последний миг разворачиваюсь, словно протискиваюсь в щель между захлопывающимися дверями вагона метро. И с силой бью.
Еще раньше, едва открылся замок моей клетки, мышцы правой руки начало накачивать кровью. Настолько плотно, что сердце гудело от натуги. И теперь по груди противника, чуть правее «солнышка», кулаком не било, а, скорее, выстреливало. Из самого крупного калибра.
Мой кулак впечатался в грудь волку с такой силой, что послышался хруст ребер, а по коже расплылись круги волн. И прежде, чем сила удара иссякла, кулак погрузился в плоть противника на две трети, кроша все на своем пути.
Я сгруппировался, кувыркнулся назад на желтом песке и сразу же вскочил на ноги.
Зал еще сковывало почти магическое молчание. А потому отчетливо было слышно, с каким грохотом обрушивался на песок уже мертвый Гробокопатель. Поднял настоящую песчаную бурю, проехав на брюхе метров десять, словно сбитый бомбардировщик.
Сердце стремительно бухало, выравнивая давление и «выключая» в моем организме боевой режим.
Глянул на поверженного собрата я только один раз — с презрением. Женщина в красном была права:
«Волки не сидят на цепи, дорогой, и не едят с рук…»
Этот же волк слишком заигрался с людьми, забыв о своей природе. Мы не шоумены, мы — убийцы.
Когда я возвращался в клетку, зал стал понемногу приходить в себя и послышались первые крики восторга…
-4-
— Я тебя просто обожаю! — захлебывался слюной Дважды-в-день. Орал пылко, не вынимая изо рта огрызок сигары: — Мы сегодня столько бабла срубили! Даррелл, говори, сукин сын, чего ты хочешь?
— Открой дверь клетки, — сказал я спокойно.
Надсмотрщик заржал молодым конем, словно от удачной шутки. Уж для кого, а для него, опытного и прожженного торговца живым товаром, не было секретом, что первое, что я сделаю, оказавшись на воле, — вырву его голову из тела с корнями.
— Хрен тебе, Зверь! Бабу хочешь? А пожрать?
— Достаточно одной бабы.
Дважды-в-день черного юмора не понял, приказал помощнику: