О том, что все меньше рождается детей, способных чувствовать магические вихри и потоки — и, как ни страшно признать, но это благо, потому что источников не хватит на всех.
И о том, что еще одна его попытка пробиться к истокам магических родников окончилась крахом — и спасибо, что не гибелью. А ведь все расчеты, все изыскания ясно указывали, что нет для этого времени лучше осеннего Перелома! Так что же теперь, смириться? Признать поражение? Ведь если так пойдет дальше, скоро только и останется, что пользоваться заряженными в лучшие времена амулетами и накопителями. Уподобиться дилетантам, покупающим «волшебные палочки», утратить могущество, а с ним — и власть.
Страшная перспектива. Слишком страшная, чтобы отказываться от попыток исправить дело. Но что, если следующая попытка и впрямь приведет его к гибели?
Магистр мотнул головой, изгоняя из мыслей жуткую картину, и потянулся к бутылке. Все пьют, и он выпьет… праздник все-таки…
Порыв холодного ветра швырнул в лицо упавший с клена лист, слишком мелкий, не пожелтевший до конца — зеленая середка, желто-рыжие края. Такие же шуршат под ногами на неубранных дорожках Чародейного сада, и магии в них — ни капли. А ведь когда-то была… Когда-то на осенний Перелом кружили в священных рощах вихри и спирали ритуального холо, собирали магию листопада — главный урожай ушедшего лета. В те времена маги полагались на силу — легко ворожить, черпая из бездонного источника! Добыть сейчас хоть толику той силы — и мир у твоих ног.
Праздник набирал обороты, как тугая спираль холо, а в центре этой спирали, среди смеха, пьяных песен и коротких незлых драк верховный магистр Страунгер заливал вином мечты о величии и мысли о смерти.
Глава 2, в которой граф фор Циррент преодолевает языковой барьер, а доктор Заккендаль указывает начальству на ошибку
Лошади на улицах. Средневековые шмотки. И, ко всему прочему, какие-то странные штуки — то ли жезл, то ли рукоять от плетки, то ли дурацкая волшебная палочка. Если, конечно, это не мегабластер какой-нибудь, но для бластеров антураж не тот. В сказку попала, ехидно подумала Женя, с трудом удерживая нервный смех.
Наверное, и рассмеялась бы, может даже до истерики, но тут исторически разодетый хмырь ткнул этой самой бластеропалочкой в ее сторону и спросил что-то явно угрожающее. В голове словно бомба взорвалась, ноги стали ватными, и Женя тихо съехала по стеночке вниз. Сквозь рвущую мозги боль пробилась мысль: все-таки бластер. Бластер-шмастер, в общем, явное оружие. Нервно-болевого действия. В сказку, не в сказку, а попала — это точно.