– Держите, – настойчиво повторил Мосс и, подхватив меня под мышки, потянул к Эмилю.
Тот, поколебавшись, принял меня в объятия и, на миг задержав у груди, поставил на ступень, подхватил под локоть:
– Вы как?
Голова шла кругом, я вяло отмахнулась:
– Сносно, но… плохо.
Отвязав Рыжика, Мосс бросил поводья Эмилю и велел:
– Позаботьтесь о ней как следует…
– Разумеется, – с оттенком возмущения уверил Эмиль, но Мосс в столь же наставительном тоне продолжил:
– И не давайте ей перенапрягаться: у ребёнка последнее время перебор неприятностей.
– Будьте уверены: она в надёжных руках, – Эмиль стиснул мой локоть.
Повинуясь короткому движению руки, кобыла Мосса развернулась, он пронзительно глянул на меня:
– Поправляйтесь. Отдыхайте. Дел всегда много, а жизнь – одна.
Кивнув, Мосс умчался прочь.
Перестук копыт его лошади смешался с шумом улицы, скрипом телег и конским ржанием. Мы с Эмилем стояли на крыльце. Я растерянно глядела на проём ворот, выпуклости мостовой.
– Кто это был? – Эмиль мягче перехватил мою руку.
– Глава торгового союза Мосс.
К горлу подступил ком, в желудке крутило. Я, наверное, побледнела: Эмиль, отпустив поводья, обхватил меня за талию и, тревожно разглядывая лицо, повёл в пахшую шалфеем и ещё какой-то резкой травой приёмную.
– Инес! – позвал Эмиль, я дёрнулась, и он отодвинулся, продолжил кричать: – Привяжите коня во дворе и принесите мне… Сделайте чай! Тот, цветочный! На двоих!
Он повёл меня дальше. Всё кружилось. Надеюсь, меня не стошнит на отдраенный до стеклянного блеска пол.
– Тик-так-тик-так-тик-так, – талдычили в углу напольные часы тёмного дерева.
Я полулежала на диване: разутая, укрытая пледом из козьей шерсти, придавленная на макушке медным каркасом с кристаллами в ячейках. Ощущения в голове были странными, щекотными, ещё и сидевший в кресле напротив Эмиль смотрел пронзительно…
– У меня такое чувство, что вы следите, не взорвётся ли это, – я указала на сооружение на голове.
Губы Эмиля дрогнули в тёплой улыбке. Облокотившись на колени, он потёр ладони. Было до замирания сердца неловко сидеть один на один в светлой, залитой солнцем гостиной.
Выразительное лицо Эмиля, крупные голубые глаза притягивали взгляд, но я рассматривала тиснение плюща на шторах, узоры обоев, не слишком умелые пейзажи фиолетово-серых тонов: бушующее грозовое море, вызывающе чуждое этому уютному месту.