Дыхание перехватило, тяжесть приковывала к постели. Не смея спросить, боясь выдать себя, я неотрывно смотрела, как ногти, повторяя завитки печати, впиваются в кожу, и всё сильнее сдвигаются брови Саги, презрительнее становится изгиб рта.
«Остановись», – я не могла выдавить ни звука. Желудок стиснулся до тошноты. Пламя бешено трепыхалось, сжималось на фитиле.
Саги застыл. Лицо снова разгладилось, руки медленно опустились на колени. Золотом дрожали на кончиках ресниц отблески свечи. Саги склонил голову набок, и чёрный перламутр татуировок замерцал.
«Что с ним?»
Руку сводило от напряжения: оказывается, я стискивала одеяло. С трудом заставила пальцы чуть расслабиться. Сердце гудело, стыло в груди. Тьма в углах комнаты сгустилась, язычок огня уменьшился, выровнялся.
Вздохнув, Саги запустил пальцы в волосы, разгладил, пощекотал скулу прядью. Снова хмурясь, посередине шеи прищемил волосы между указательным и средним пальцами, точно ножницами. Разжал и перехватил на уровне уха.
Чего это он удумал?
– Надеюсь, не стричь их собрался? – выдавила я.
Слова разбили оцепенение и странную тошнотворность сцены. Саги разжал пальцы, запустил их в волосы, «расчесывая».
– Нет, – голос звучал спокойно.
– Зачем ты вообще постригся? – я разгладила невольно смятое одеяло и накрыла это место ладонью.
Дождь бормотал за окном. Саги смотрел на отражение с таким видом, будто впервые задумался о причинах своего поступка. Наконец пожал плечом:
– Не знаю, – снова провёл по волосам. – Показалось, так… – он нахмурился, – правильнее.
– Почему? – я сдвинулась к краю постели.
– Не знаю. Сам я их раньше не стриг, только Бланш. Она говорила, длинные волосы – удел девушек и женщин. Она стригла меня очень коротко, а когда умерла, никто этим не занимался. Но я же действительно не девушка и не женщина.
Гм, потрясающе логичный вывод, мой загадочный слуга с непонятным алгоритмом действий. Очень непонятным.
Вот, например, Саги тоже хотел, чтобы мне выбили неделю отдыха, но услышал о сеансах терапии, и глаза опасно потемнели, сузились, он процедил: «У него на тебя планы». Я это понимала. Но почему понимал Саги? Почему его реакция походила на ревность?
И зачем ревновать, ведь он будет рядом, а Эмиль с первого, второго и десятого взгляда всяко лучше какого-нибудь зомби. Пусть тех выловили и сожгли, но Кателя ещё искали, а от фермы папаши Идо в поле уходили и терялись там кровавые следы.