- И кто, скажи, красивее тебя? – тихо сказал смуглолицый Аим, нареченный девушки, тоскливо сверкнув черными, как ягоды черники, глазами. Подошел к ней ближе, и тревожно замерла его широкая мозолистая ладонь на ее хрупком плече, чувствовал, что больше никогда не прикоснется он к своей Идель. – И у кого глаза краше изумрудов горят на удивительно прекрасном лице?
- Идель, милая, снова войной идет сюда Ермак, богатства наши для царя искать, - негромко сказал старик Инзир надтреснутым голосом – горько было с дочерью расставаться. - Покорить тать наше племя хочет. А царско правительство его наградит за то. У него палки огнем плюются, а у нас что – луки да стрелы. Мало золота, самоцветов да пушнины ему отдали? Хорониться нужно, уходить. Но Хозяевам наши богатства нужны, и вишь, как вышло - тебе, ягодка моя, честь эта выпала – хранить их.
- Видали уже недалеко лодки его, татя окаянного, - встрял в разговор дядька Идель, - на носах выделаны лебеди, и воинственный люд с Ермаком-разбойником. И идут за поборами они. Должно думать, как сокрыться поскорее.
…Слушала их Идель, слушала, а потом отошла от жениха, скинув его руку с плеча, уж больно тяжелой показалась она в этот миг, будто валуном придавило. Казалось, мир вокруг разлетелся малахитовой крошкой, сковав каменным одеяньем бархатную кожу – пока еще живую и теплую. Холодными и бесслезными глазами, превратившимися в осколки темно-зеленого кварца, поглядела она на Аима, прощаясь навек со своей человеческой жизнью и робкими надеждами на бабское счастье. Молча поклонилась отцу и родичам в благодарность за то, что выбор на нее пал.
А несчастный жених закрыл руками скуластое лицо свое, прежде казавшееся вылепленным из гранита и ставшее в этот миг жалким и по-детски безвольным, словно смягчились каменные черты от горя и кручины. Поникли плечи, согнулась по-стариковски спина. И словно раненый таежный волк завыл Аим, упав на колени перед своей Идель – и слышался в его голосе шум горных рек, мчащихся по перекатам, грохот обвалившихся каменных останцев, что сметают все на своём пути, слышался разрывающий душу стон ветра, бьющийся о скалистые утесы Синегорья.
…Вечером того же дня подошли люди к жертвенной Азов-горе, вершину которой венчали невысокие острые камни. Вдалеке виднелась серо-мглистая, укутанная туманом, гряда – на пологой горе среди огромных сумрачных елей разбросаны были скалы-останцы самых причудливых форм и размеров. Издали казалось, что это гранитный городок, выстроенный старыми людьми, уходящими сейчас из густых уральских лесов в антрацитовый мрак подземелий. Можно было различить на горе подобия домов, башни, навесы, террасы. Некоторые скалы казались сложенными из огромных плоских камней. Каменные реки – курумники – что образовались от выветривания, словно мощеные улицы пересекали вдоль и поперек этот городок. А в разные стороны с горы серебристыми лентами стекали небольшие реки. В огненных лучах заката вершины скал казались окрашенными кровью.