Переглянулись с хитрецой навки, да только дочка мельника – на беду свою - не увидела в глазах их бесовских искорок, иначе побоялась бы уходить в навье царство даже на миг единый.
… Много годков с тех пор прошло – сказывали, утянули Любаву русалки, отец ее горевал сильно, надолго не пережил дочку любимую, вслед за ней в мир мертвых ушел. Говорят в селе, что с тех пор каждое лето, аккурат в конце Зеленой недели, выходит к заброшенной мельнице девушка в платье из ряски и тины речной, в венке из луговых трав и кувшинок, и играет она на дудочке тростниковой, а русалки под музыку эту дивную плещутся и смеются в излучине реки, песни поют да на ветках старых ив качаются.
Встреча с дочкой мельника ничего хорошего людям не сулит – музыка ее бесовская увлечь за собою может, в иной мир – навий мир. Нет Любаве покоя, нет ей жизни – подаренка-то с подвохом оказалась. Правду, видать, люди говорят, не ходи к воде в русальную неделю, не балуй с чудесами иного мира.
ЧУДИЩЕ
Уводила меня тропа на закате дня в леса колдовские, звала меня чаща ароматами ягодными, сосновыми смолами дурманила, и деревья-стражи ко мне ветви тянули, вот-вот схватят, навеки в их объятиях останусь… По зову сказки старой шла я в глушь, не боясь ни тьмы ночной, ни зверя лютого. Слыхала я с детства, что в лесу живет проклятое старой ведьмой чудище – был прежде сыном мельника, в нашем селении жил… не открыл юноша когда-то карге злобной двери своего дома в ненастье, вот и получил за проступок свой. Говорят, той же ночью, пока гроза вересковыми пустошами шла, зарос он черной шерстью козлиной, копытца у него вместо ног появились, на голове – рога заветвились. Человеческого в нем – лицо да руки, и тело все то же осталось, хоть и обросшее. А еще говорили – сердце его волшебным стало. Кому оно достанется, тот все свои желания исполнит, ни в чем ему отказа не будет. Хочет корону, будет ему корона, хочет любви вечной – будет ему любовь.
…Чего я хотела, когда ступила на тропу проклятую? Силы я хотела древние разбудить, колдовству обучиться, не хотелось мне среди людей жить – тошно и тоскливо в селении, заботы крестьянские – не по мне. Вот среди леса в хижине, обнесенной частоколом с лошадиными черепами – чтоб страху наводить – по душе. Да малость одна мешала – черное мое сердце с рождения было обделено чарами, не умела я ни в животного оборотиться, ни излечить или проклясть кого… отвары варить только да травы заговаривать получалось, вот и вся моя сила.