По расписанию у нас обед. Стол уже был накрыт к нашему приходу. Настоятельница громко объявляет:
- Ну что ж, можно кушать.
Судя по запаху - что-то непрожаренное. У непрожаренного он всегда специфический, вроде с привкусом настоящей курицы, но я чувствую эту едва заметную фальшь. С нашей едой всегда что-то не так. От неё даже живот иногда болит.
Нащупываю вилку, черпаю пробную порцию.
На вкус - не такая гадость, как на запах. Есть это можно, даже несмотря на горьковатый привкус - видимо, недосолили. Со вздохом принимаюсь обедать.
Неожиданно чувствую какое-то движение рядом с собой. Руку обдаёт лёгким ветерком, по коже бегут мурашки. Я резко ударяю вилкой по столу, но, как обычно, не успеваю.
У меня только что стащили курицу.
- Что там за шум, Лиза? - спрашивает Настоятельница своим дребезжащим голосом.
- Ничего. Случайно промахнулась.
Жаловаться на Марка было чревато. Этот парень - настоящий псих. Страдает от смертельной болезни, название которой я всё никак не могу запомнить, и вечно всех достаёт. Настоятельница приходится ему близкой родственницей, поэтому позволяет проводить время в нашем интернате.
Но когда она не работает, он, конечно, живёт в нормальном доме. И если честно, он уже дико раздражает своими историями о том, как здорово жить в своей комнате, смотреть телевизор и кушать домашние пирожки.
Несмотря на то, что его пичкают какими-то таблетками в два раза больше положенной нормы (ну, по его словам), это не помогает. Он умирает. И помимо того, что этот парень - чокнутый, он ещё отличается и злопамятством.
Однажды я всё же пожаловалась на его воровство (и таскал этот гад не только еду, но и наши вещи!). После этого ему не составило труда заставить слепую девчонку до смерти бояться переступить порог собственной комнаты.
На тарелке остаётся только рис. Его я видела раньше. Папа готовил когда-то.
Крохотные, довольно мягкие камешки в этот раз очень твёрдые. Жевать приходится долго, тщательно. Такой рис я не люблю. Молоком бы разбавить...
Не доедаю. Отодвигаю тарелку в сторону, делаю глоток компота, чтобы избавиться от сухости во рту, и смиренно кладу руки на колени, чуть опустив голову.
- Поела? - спрашивает Татьяна. Моя сиделка.
Киваю.
- Может, доешь?
Отрицательно качаю головой.
Тут же слышу, как брякает посуда. Её забирают.