— Зачем? — продолжая пристально на него смотреть, спросила я.
Не то, чтобы было интересно, скорее для поддержания разговора.
— Нужно подтвердить информацию, что Шрам сливает сведения Тайной страже.
Удивление скрыть не получилось. Этот наемник один из самых матерых и беспринципных убийц Гильдии. К тому же, не верю, что он стал бы связываться с теми, кто при первой возможности вздернет его на виселице.
— Шрам за версту чувствует слежку. Желаешь от меня избавиться? — прищурила глаза и оценивающе осмотрела отца. — К тому же я убийца, а не следопыт. Другому приказать не можешь?
— Нет. Не могу. У меня еще два заказа для тебя, если все же отправишься в Риору.
Я задумалась. Мне надоело, что все заказы отбирают без моего ведома. Я, конечно, убийца, но разницу между убийством ребенка и вора, вижу. Есть у меня некий козырь, может пора использовать?
— Скажи, давно хотела спросить, — я встала и подошла к бару налить себе рома, — почему ты не привел в Гильдию свою дочь?
Удар достиг цели. Стакан с коктейлем чудом не выпал из дрогнувших пальцев отца, он с неверием и шоком смотрел на меня. Могла бы возгордиться, если бы было не плевать. Мужчина оттянул накрахмаленный белый воротничок рубашки, пытаясь справиться с волнением. Непозволительная, непростительная, а главное, чреватая последствиями халатность.
— О чем ты? — сдерживая злость, спросил отец.
Сделала вид, что задумалась.
— Улица Капелло, дом восемь, — лицо мужчины побелело.
Что-то стал слабоват, возможно, вскоре придется менять главу Гильдии.
— Невысокая стройная брюнетка лет тридцати и девочка лет десяти. Симпатичная, но тоже в мать пошла.
— Я не понимаю тебя.
— Значит если с ними... — договорить он мне не дал, сорвавшись с места, кинулся на меня с ножом.
Уход, кувырок, отец резанул меня по руке, я в ответ ударила его ногой в живот, он отлетел недалеко, еле уловимое движение и у меня в руке появляется сюрикэн, а на лице мерцает маска.
— Не шевелись, — безликий, леденящий душу голос.
Я вижу страх в серых глазах. Это удивляет. Он боится, действительно боится. Меня...
— Ты чудовище, — шепчут его разбитые губы.