– Дорогой, я так рада тебя слышать… – голос Эммы был печален, и Жоффруа сразу понял это. – Я остановилась в «Рице».
– Почему ты не хочешь поселиться у меня? Милая, я жду тебя сегодня же со всеми твоими нарядами и туфельками. У меня хорошие новости. Я почти уговорил мадам Жено принять тебя, дай мне еще пару дней и все будет très bonne!
– Все будет очень хорошо… – эхом повторила Эмма по-английски и улыбнулась своему отражению. – Я еду!
Последние фильмы Эммы снимались австралийскими киностудиями. В Голливуде она все еще была звездой, но ее бывшей агент за последние два года жизни Эммы в Америке не получил ни одного достойного предложения. Даже последние пробы она провалила, выбрали никому не известную певичку, лишенную гламурного блеска, который ранее отличал голливудских див.
Больше не нужно было быть красивым и эффектным. Эпоха кинематографа, когда огромные сверкающие глаза, пухлые губы и высокие скулы обеспечивали актеров работой, прошла, развеялась дымом. И Эмма с удивлением обнаружила, что некрасивые худосочные коротышки получают роли, а она – яркая, все еще роскошная и выглядящая максимум на тридцать лет (конечно, в те дни, когда не злоупотребляла пирожными и алкоголем) – осталась не у дел.
В Париж она прибыла в надежде получить благосклонность Мишель Жено – ее агентство не так давно сделало звездой европейского телевидения юного и прекрасного Жоффруа Давье, бывшего любовника Эммы. Он все еще оставался ее другом, и его дом на берегу Сены гостеприимно распахнул двери перед голливудской дивой.
Грустно было смотреть на то, как тот, кто прежде любил ее и смотрел на нее, как на богиню, теперь воодушевлен другой женщиной, и глаза его горят от страсти, когда он говорит о ней. Эмма уже знала, что Мишель Жено не была его любовницей, но удивительно – прежде ненасытный Жоффруа жил евнухом, заставив свою комнату портретами этой блондинки. Он ждал каждой новой встречи со своей Музой, как он называл Мишель, перестал ходить на свидания и думать о семье, а ведь еще пару лет назад пылкий француз воодушевленно рассказывал о своих мечтах – пышной свадьбе и детях. Грешным делом Эмма поначалу подумала, что ее Жоффруа увлекся мальчиками, но нет – прожив уже две недели в его просторном доме, наполненном мебелью Людовика XVII и янтарными лучами французского солнца, она убедилась, что он действительно хранит верность своей Мишель. Ночевал он дома, и все его разговоры сводились к мадам Жено.