Закончились веселые восьмидесятые с их гламурным блеском и дискотеками, с их безумным желанием жить и все успеть в этой жизни, и они унесли с собой теледиву Эмму Санди – роскошную платиновую блондинку с огромными синими глазами и пухлым ртом. Ее лицо все еще было красивым, несмотря на отечности и злоупотребление алкоголем, и Эмма знала – пара недель в клинике на Лазурном берегу, жесткая диета и гимнастика помогут ей восстановиться. Если бы только было ради чего восстанавливаться. Последние семь ее фильмов были убыточными – она продала дом в Лос-Анджелесе и студию в Лондоне, а на днях даже рассталась с частью своих украшений. Ей нужна работа, но кому нужна она, увядающая, спивающаяся, сорокалетняя актриса?
Дрожащей рукой Эмма провела по лицу, очертив линию подбородка и погладив себя по плечу. Она любила себя. Она любила свое тело, свои глаза и свои шикарные волосы, которые с возрастом еще не утратили блеска и пышности. Многим актрисам уже в тридцать лет приходилось прятать жиденькие космы под парики, а она в этом не нуждалась. Как не нуждалась в увеличении груди или откачке подкожного жира – она всегда была худощавой, и все эти складочки от чрезмерного увлечения шоколадом и круассанами, исчезнут без следа после пары недель работы над собой. С возрастом, конечно, уход за собой стал более тяжелой ношей, и если бы не пачка мальборо в день и виски, то, возможно, Эмма вообще не знала бы проблем с фигурой. Вот с кожей забот хватало – из-за любви к загару кожа на ее лице рано состарилась и покрылась морщинами, именно поэтому ей пришлось недавно снова воспользоваться услугами пластического хирурга.
Глядя на свое опухшее лицо, еще хранившее следы вчерашнего шампанского, Эмма разрыдалась и с яростью швырнула бокал из-под виски в стену. Закрыв лицо руками, она какое-то время упивалась жалостью к себе, с подвываниями раскачиваясь в кресле. Ей казалось, что во всей Франции нет никого несчастнее ее. Как всегда, она думала только о себе.
Трель звонка разорвала сонную одурь гостиничного номера. Первым желанием Эммы было вышвырнуть телефон в окно, но, взяв себя в руки, она подкурила сигарету и все-таки ответила.
– Детка! – жизнерадостный голос Жоффруа, ее давнего друга, который и пригласил ее в Париж, казалось, доносился из иной жизни – из жизни, где звезды все еще ярко горят в свете рамп, из жизни, где слепят глаза вспышки фотоаппаратов, из жизни, где толпы поклонников готовы разорвать тебя на кусочки. – Ты уже приехала? Где ты?