Римаих некоторое время молча разглядывал вышедшего в проход парнишку. Вся площадь затихла в тревожном ожидании. Вопрос, что решит градоначальник, будоражил мысли каждого из собравшихся на ней – от самого высокородного барна, до самого опустившегося сакрха. Народ ждал.
- Что ж, - барн Низкого дома, наконец, заговорил, и ему вторил дружный выдох толпы. - Ты сама решила свою судьбу пред ликом Великой Акхэ. Сокрытие иллиры карается законом, каким ты знаешь, раз решилась на этот шаг. Мой сын отсутствовал в Лигхейме немногим больше пятнадцати лет. Значит, твоей дочери около шестнадцати. Твое обращение, дает мне право полагать, что ты ищешь признания дня нее. Оно будет, - сакхры на площади разразились радостными воплями, и градоначальнику пришлось умолкнуть ненадолго. – Твою дочь запишут как достопочтенная в том случае, если она пройдет обучение. Если же не пройдет – свяжут. Ты, - Римаих обратился к юноше, которым ему виделась Анилихт, - расскажешь ее семье о том, что произошло. Ее дочь должна прибыть ко мне в дом не позднее завтрашнего вечера. В противном случае ее мать подвергнется не только порке, но и обезглавливанию.
Заключительное: «Увести», - произнесенное барном Низкого дома и согласное: «Благодарю, Ваша милость», - выдохнутое Верах утонули в протестующем вопле Анилихт. С яростным криком: «Нет», - она бросилась к матери. Стражник уже шагнувший к новоявленной узнице успел перехватить девушку, не дав ей добраться до женщины. Лихт отбивалась, как могла, пыталась пинаться, кусаться, но все ее попытки вырваться, проваливались. Наконец извернувшись, она укусила-таки мужчину за руку, и тот на мгновенье ослабил хватку. Этого оказалось достаточно.
Освободившись, Лихт кинулась матери на шею - за все это время Верах даже не пошевелилась, смиренно ожидая своей участи – но оказалась выдернута из дорогих объятий другим стражником. Рука мужчины случайно скользнула под короткий жилет, что Анилихт надела поверх рубахи, ладонь легла на округлый холмик девичьей груди и, удивленный страж, до конца не осознавая, что делает, сжал пальцы.
Доведенная до отчаяния Лихт завизжала так, что, казалась, сама оглохла, а одежда, удерживающего ее мужчины, занялась огнем. Стихийной силой магия выплеснулась вместе со злостью.