– У вас есть выбор, – возвестил Вариар, останавливаясь перед пленниками, и голос его был подобен грому, что разносится над волнами перед штормом. – Рудники или служба в моей армии.
– Твоей армии? – раздался голос из толпы. – Это мы должны служить тебе после того, как ты пройдешься по нашему городу огнем и изнасилуешь наших женщин?
Вариар нахмурился. Ему не понравились эти пустые обвинения, но тем не менее он остановил своего воина, который уже занес свое копье над головой несчастного.
– Я не терплю пустых слов. Докажи свои слова, воин. Кто причинил вред твоей женщине и твоему дому?
– А чего мне доказывать? Так всегда бывает. Захватчики с Серых островов и из Саргоссы уже несколько раз приходили к нам, а мы потом отстраивали город заново.
– Я отвечу на твои пустые обвинения, – Вариар впился взглядом в обвинителя. – Я не грабитель. Я пришел сюда, чтобы присоединить вас к двум своим городам. Вы будете под моей защитой. Вы станете моими людьми. Вы станете частью моих владений.
– И что нам это даст?
– Спроси у тех, кто жил в Самате. Они расскажут тебе.
– Самата? Они наши враги, – упрямо выпятил подбородок воин.
– Теперь они будут вашими соплеменниками. Их… Мой флот будет вас охранять от грабителей с Серых островов. Моя армия защитит вас от налетчиков из Саргоссы. И это настоящая армия, а не вооруженные дубьем мужики, которые никогда никого не убивали, кроме рыб.
– Всего четыре корабля? – спорщик презрительно скривился.
– У вас и того нет, – усмехнулся Вариар. – А несколько месяцев назад было два.
– Что с ним спорить, Вариар. Позволь мне нанести милосердный удар, – возмутился Сёрен, стоявший рядом с конем предводителя.
Не расходясь со своими словами, он сомкнул пальцы на рукояти меча и потянул его из ножен.
– Погоди, друг, – произнес Вариар, делая успокаивающий жест рукой. – Он имеет право задавать вопросы.
– Но почему ты должен оправдываться, если твои люди не совершили ни одного преступления, забрав у них только оружие, если эти дубины вообще можно назвать оружием.
– Сёрен, дай ему ответить. А мы послушаем.
Правитель Саматы отступил на шаг, продолжая напряженно сжимать рукоять меча, готовый в любой момент пустить его в ход. Воин, кидавший до этого обвинения в лицо Вариара, молчал. На его лице теперь читалось не упрямство, а какая-то растерянность, почти детская обида. Но на что или на кого – понять было сложно.