— Я знаю, Эби. Пришло время и мне представиться… Меня зовут Джером Морган, — когда он произносит слово Морган, его рот кривится в пренебрежении.
— Я знаю, — она опускает длинные черные ресницы, влажные и тяжелые от слез. Комнату постепенно снова наполняет солнечный свет.
— Как много? — хмурится он, пристальнее всматриваясь в черты ее лица и крепче стискивая в пальцах хрупкое запястье. Она бросает на него задумчивый взгляд и отводит в сторону.
— Все, что знал отец, — едва слышно говорит Элизабет, и отступает в сторону. Рольставни полностью поднимаются, и девушка толкает стеклянную дверь.
Они выходят из дома вместе. Снаружи их ждут молчаливые, брутальные и серьезные «люди в черном». Вблизи они вовсе не кажутся похожими. Один абсолютно лысый, огромный качок средних лет с шрамом вдоль виска и на нижней губе, другой более поджарый, с коротко стриженными волосами, и проглядывающими татуировками на висках. Обоих суровых мужчин объединяет исключительно военная выправка и цепкий пронзительный взгляд. И черный костюм, разумеется. Кстати на Джероме все-таки не черный, а темно-графитовый и синяя рубашка под цвет глаз.
— Все в порядке? — спрашивает лысый. Джером коротко кивает.
— Уходим, — добавляет твердым тоном.
— Секунду, — Лиз поворачивается к дверям и набирает на сенсорном замке комбинацию цифр, потом к круглому датчику подносит кончик указательного пальца. — Все. У нас десять минут.
Когда скрытая между скал небольшая хижина с буро-красной черепицей взрывается, охваченная пламенем и разлетается на обломки, вертолет уже находится высоко в небе. Снова черный дым и пепел. Элизабет вздрагивает, спрятав лицо на плече Джерома, и он мягко обнимает ее в ответ, не произнося ни слова утешения. Сидя рядом, рука в руке, они оба понимают, что в некоторые моменты слова не способны выразить то, что жжет в груди и рвет душу на части. В некоторые моменты, молчание кажется священным и дарующим временную анестезию, действие которой скоро закончится, и тогда придет время разговоров, долгих выматывающих и болезненных.
Беззвучные слезы снова потекли из-под зажмуренных век, но сейчас это были слезы облегчения. Ее жизнь разрушена и покрыта слоем пепла, который еще долго будет кружиться над местом, которое когда-то было надежной крепостью. И только время покажет, хватит ли у нее сил на новые испытания и сможет ли она смириться с понесёнными потерями.