Дверь открылась, и в спальню заглянул папа.
- Секретничаете?
- О, нет, - рассмеялась мама. – Всего лишь обсуждаем список маленьких женских капризов, которые тебе предстоит неукоснительно исполнить.
- Только избавь меня от мучительной необходимости выбирать между сиреневым и лавандовым оттенками скатертей. - На его лице появилось преувеличенно-жалобное выражение, – и не подпускайте ко мне этого ненормального флориста, который уже довел до бешенства нашего садовника. Просто дайте мне ваш список, и я все сделаю.
- Терпи, все-таки единственную дочь замуж выдаем, - строго сказала мама.
Отец с покорным вздохом склонился и поцеловал ей руку, но его глаза смеялись.
Я смотрела на них с улыбкой. Несмотря на то, что браку родителей было уже более тридцати лет, они продолжали нежно любить друг друга. В их паре царило удивительное понимание, гармония и искренность. И я по-доброму им завидовала.
Нет, мы с Риком тоже друг друга любили. Он очень красиво ухаживал за мной, говорил комплименты, писал длинные эмоциональные письма, засыпал меня цветами и милыми подарками. Но мне иногда очень не хватало вот такой мимолетной нежности и чуткости. Тихих вечеров у камина в объятиях возлюбленного, совместно приготовленного в отсутствие всяких слуг ужина, легких поцелуев по поводу и без. Но я верила, что у нас все еще впереди.
Остаток дня прошел в суете и заботах. Я в подробностях рассказывала родителям и Мортону, как прошла защита дипломной. Потом мама вручила мне несколько каталогов с тканью и кружевами для свадебного платья. Папе все-таки пришлось поучаствовать в выборе расцветки для праздничного камзола. А ненормальный флорист оказался настоящим мастером своего дела, просто они с Арном, нашим садовником, не сошлись во мнениях по поводу лучшего сорта весеннего лилейника.
Наконец, поздно вечером я добралась до своей комнаты и в изнеможении рухнула на кровать. Да, а ведь в таком ритме пройдут все три недели до свадьбы. Оказывается, непростое это дело – замуж выходить.
Тяжело вздохнув, поднялась и потянулась к привезенным из университета вещам. После того, как однажды на руки горничной из моей сумки вытекло одно очень едкое зелье, я разбираю их только самостоятельно.
И, раскладывая одежду по полкам, я, наконец, могла обдумать то, что смутно беспокоило меня весь день. Все дело было в отце. Я несколько раз замечала, как он смотрит на нас с мамой. В его взгляде, кроме привычного тепла, была какая-то непонятная тоска и тревога. И папина улыбка мне казалась немного натянутой. Я очень хорошо знала своего родителя и сейчас прекрасно видела, что он чем-то озабочен, хоть и пытается это скрыть. А ведь повода вроде бы не было. Весь дом охвачен радостной предсвадебной суматохой, судя по рассказам слуг в графстве по-прежнему все благополучно, мама поправляется. Что же его так беспокоит?