– По результатам обследования, не реагирует твоя болячка на лечение, – хмуро сказал Дарье врач. – Попробуем сменить химиопрепараты. На топотекан и цитоксан. Если и они не помогут… тогда единственный выход – ампутация…
– Ампутация – это замечательно, – дрожа от ярости, прошипела Даша, подавшись всем телом вперёд. – Это – просто великолепно! Только я, понимаете ли, скрипачка! Как мне без руки на скрипке играть?!
Онколог, не отвечая, встал и, сутулясь, медленно вышел за дверь. Ну, а что он мог сказать ей, этой молоденькой скрипачке? Чем утешить? Он – врач, не няня, не психолог даже. Он обязан бороться за её жизнь, а не утешать…
После обеда к Даше пришёл Костя, принёс ведёрный букет душистых белых роз: было двадцать седьмое июля, день их знакомства. Правда, всю эту колючую красу неумолимый завотделением, таки углядевший букет, велел унести домой – мол, цветам в больнице не место.
Дарья не стала рассказывать любимому о разговоре с онкологом, через силу улыбалась серыми губами, шутила, бодро жевала шоколадные конфеты из нарядной коробки, и лишь поздно вечером, оставшись одна, упала ничком на кровать и разрыдалась. Скопившийся в душе ужас выплеснулся наружу горькими, не приносящими облегчения слезами. Её жалили жуткие мысли о смерти…
Наконец, обессилев от слёз, девушка забылась непрочным, тревожным, зыбким сном.
И ни Чернявская, ни её соседка по палате, накачанная снотворными и обезболивающими – пятидесятидвухлетняя вдова Маргарита Яницкая, умирающая от рака желудка, с которой они за всё время своего больничного заточения и десятком слов вряд ли перекинулись, не видели, как из-под потолка палаты мягко спланировал к Дашиному изголовью небольшой слабо светящийся шар.
Фосфоресцирующий сгусток, будто раздумывая, на несколько секунд завис у самого лица Дарьи, едва не касаясь щеки спящей, а затем скользнул к безвольно лежащей поверх подушки, раздувшейся, изувеченной раком правой руке девушки и стал медленно обтягивать её от кончиков пальцев до локтя – плотно-плотно, как лайковая перчатка.
Через какое-то время свечение «перчатки» стало меняться, гаснуть, темнеть, а затем сгусток отлепился от руки, быстро скатался в шар, подлетел к окну, легко просочился сквозь стекло и растворился в тёплой, безветренной летней ночи.