Среди многих дорогих даров, принесенных мужчинами, была простая кукла, сшитая изо льна, с очень красивыми нарисованными глазами, в зеленом платье с оборками.
— Благослови меня, — произнес громко художник, целуя кончики перьев. Это щекотно немножко. И тихо шепнул: — В кукле записка, Всадница.
А его спутник так же шепотом добавил:
— Я тебя не сразу узнал.
Кирита тогда окинула недостойного взглядом. Сероглазый и рыжий, он кого-то ей напоминал.
— Ты не помнишь меня? — быстро сказал он. — Я ведь твой брат! Вайонн. Наша мать умерла, а ведь ходила к тебе за исцелением!
Она покачала головой. Неправда! Вайонн был младше её! А этот уже стареет! Вот, морщины у рта, мешки под глазами. В волосах видна седина. Он еще должен быть совсем мальчишкой!
Недостойный быстро, почти незаметно улыбнулся.
— Ты здесь почти сорок лет. Прощай.
Кирита не поверила ему. Какие сорок лет? И десяти не прошло, как она стала Небесной Всадницей. Не может быть, чтоб она прожила сорок лет взаперти… Неужто здесь так бежит время?
Кукла очень нравилась Кирите. Она знала, что иногда Небесных Всадниц сводят с Небесными Всадниками для получения потомства, но детей им растить не позволяют. Иногда она играла с куклой, будто со своим ребенком, кормила и пеленала её, иногда беседовала – как с подружкой. Она плохо помнила, о чем говорят люди там, за стенами храма, но старательно и очень
обстоятельно рассказывала о ценах на ткани и морковь, о болезнях детей, о корове, дающей мало молока…
А потом околела Чернушка, её кошка. Кирита долго плакала, даже когда ей принесли нового котенка. Даже когда её отругала строгая жрица. Так плохо и больно ей еще никогда не было.
Распуская ночью нитку на шве куклы, она думала, как горько и обидно будет, если записка была лишь шуткой иноземца-художника…
Записка была. Написанная на языке, понятном лишь им, Всадникам! Это был необычный язык: в каждом из слов были спрятаны тысячи смыслов, и еще тысячи — между ними…
«Здравствуй, — писал ей неведомо кто. Она лишь нечетко чувствовала его образ, встававший перед глазами смазанной картинкой. Будто на испорченном кристалле, передающем изображение. Будто картинка взмывает над кристаллом и тут же, не обретая до конца ни цвета, ни формы, падает вниз. — Сестра или брат. Через время и расстояние я слышу твой зов, твою боль и отчаяние. И ничем не могу помочь… только дать тебе умереть».