- Вот и прекрасно. Отныне вы муж и жена. Можете скрепить брак поцелуем.
- Мы его обязательно скрепим, святой отец. Только чуть позже и не только поцелуем.
В груди похолодело. Вот оно.
Как она будет жить со всем этим?
Дани порывисто вздохнула. И едва не завопила от ужаса, когда Аламар заправил ее непослушные пряди за ухо.
- Ты счастлива, моя дражайшая жена? – теплое дыхание пощекотало кожу, - надеюсь, что ты не будешь разочарована. Идем же! Мне не терпится… как это называется? Консуммировать наш брак.
И вновь потащил ее куда-то.
Дани шла словно в тумане, не замечая ничего и никого.
Она с трудом осознала, что прошлепала босиком по мокрому снегу, что Аламар затолкал ее в закрытую карету. Опомнилась только, когда со всех сторон надвинулась кромешная тьма. Тьма, пахнущая сыростью, осенью, дымом костров… Тьма пахла Аламаром.
- Куда мы едем? – хрипло спросила она, - что вы со мной теперь сделаете?
Тьма напротив дернулась навстречу, и Дани отшатнулась, ощутив на лице теплое дыхание.
Аламар хмыкнул.
- Мы едем домой, дорогая жена. Да будет тебе известно, у меня есть дом. И теперь ты будешь жить там, вместе со мной. И упаси тебя Всеблагий вытворить какую-нибудь глупость… Ты пожалеешь об этом.
Дани устало закрыла глаза.
Все, чего ей хотелось – это поспать. Долго, как можно дольше, а самое лучшее – вечность.
- Зачем вы это сделали? – тихо спросила она.
- Я уже сказал, зачем, - глухо ответил Аламар, - ты, моя дорогая, вернешь мне все то, что отнял принц Ксеон, которого ты имела неосторожность полюбить и выпустить на свободу. Жена у меня уже есть, осталось дело за малым – обзавестись ребенком.
- Вы ненормальный, больной человек, - выдохнула Дани, - лучше бы вы убили меня.
Он усмехнулся.
- Не тебе решать, милочка, что лучше, а что хуже. Здесь решаю я. А ты будешь послушно раздвигать ноги, пока не понесешь. И молчать. Терпеть не могу, когда в моем присутствии несут чепуху.
***
Карета остановилась. Дани сглотнула горькую слюну и взглянула в сторону инквизитора.
«Моего супруга», - поправила себя мысленно и невольно усмехнулась.
Ад, которым пугала ее и старая тетушка, и Джема, начинался для нее прямо сейчас и при жизни. Вряд ли мастер Нирс будет церемониться с преступницей. Она только никак не могла взять в толк, за что он так ее ненавидит. Того, что освободила принца, явно было недостаточно для обжигающей, словно раскаленный добела металл, ненависти.