Ветер хлещет по лицу, как скальпелем режет кожу и бросает в меня удары проливного дождя. Не знаю, о чём думаю. Не знаю, зачем это делаю. Не понимаю, что стало причиной… Лишь чувствую – готова.
Ухожу с головой под воду и позволяю себе камнем пойти на дно. Не сопротивляюсь. Не боюсь. Принимаю. Это мой выбор.
Вода хлещет в горло, лёгкие стонут, судорожно сжимаются и умоляют о кислороде. Глаза открыты и всё ещё смотрят сквозь мутную воду бушующего озера. Веки сдаются последними, чувствую, как они тяжелеют, медленно опускаются, готовые принять блаженную темноту. Лёгкие завершают свою борьбу, покоряясь неизбежности. Сознание уплывает вместе с безвольным телом ударяющимся о дно.
Последнее, что чувствую – нестерпимую, острую, как лезвие раскалённого клинка волну боли, словно кто-то клешнями вцепился мне в плечи, сжал их стальными пальцами и безжалостно рванул в разные стороны, разорвав меня на две части.
Последнее, что вижу – ослепительную вспышку золотистого света. Такую яркую, что боль ударяет по глазам даже сквозь закрытые веки.
Последнее, о чём думаю… Хотела бы знать. Но я понятия не имею, о чём думала в последние секунды своей жизни.
Смерть настигает меня, цепкими пальцами хватая в ледяные объятия. Теперь я принадлежу ей. Теперь моё тело принадлежит земле. Теперь моя душа – собственность Лимба.}
***
Задыхаюсь.
Судорожно хватаю ртом воздух, переваливаюсь на бок, обхватываю шею руками и, прижав колени к груди, лающе кашляю. Хочу сплюнуть воду, которой в помине нет и не может быть ни в желудке, ни в лёгких и вовремя включаю рассудок, чтобы из-за очередного кошмара не выглядеть ещё большей дурой в глазах десятка очевидцев, наблюдающих за моими далеко не самыми изящными телодвижениями на бугристом полу пещеры.
Никак не могу привыкнуть. Уже тысячи раз видела сон о том, как тону в озере, а всё никак не могу проснуться без кашля и стонущих от нехватки кислорода лёгких. Подумаешь, каждую ночь вижу этот кошмар… В Лимбе этим никого не удивишь, если только он не новая душа застрявшая здесь. В Лимбе, все мы мертвы и все мы каждую ночь видим одно и то же – сон о собственной смерти.
И в Лимбе все заблудшие души давно к этому привыкли.
Видимо все кроме меня.
Кочевники, или как их некоторые вроде меня называют, – торговцы-мородёры, всё ещё посмеивались с моего припадка, когда я поднялась на ноги и, виляя из стороны в сторону, направилась к выходу из пещер.