- Узнай, что он задумал, - велела Ровайн. - Кабы не было беды… А вы, - обернулась она к слугам, опасливо мнущимся у подножия лестницы, - отнесите наверх теплое платье, жаровню и еду.
Слуги переглянулись испуганно. Они были суеверны, робели перед колдовством, но тут Ровайн грешно было на них сердиться. У нее самой этот человек вызывал страх и глубокую неприязнь.
- Хорошо, - сказала она. - Приготовьте все, я отнесу сама.
* * *
Ей удалось все же заставить конюха поднять наверх жаровню, таз для умывания и одежду. Однако, оставив все возле двери, Мартин поспешил сбежать. Суеверный страх слуг перед колдуном раздражал Ровайн. Она прекрасно знала, что страх только придает сил тому, кто так пугает. Страх — отличное оружие. Поэтому, поднимаясь наверх с подносом, она надела самую величественную из всех своих масок — а у нее их было припасено немало. Она собиралась глядеть на старика сверху вниз, по крайней мере фигурально.
Жаровня и одежда, оставленные перед дверью, исчезли. Таз стоял, но вода в нем была черна от грязи, а рядом небрежно была свалена ветошь. Ровайн против своей воли постучала, но не стала дожидаться ответа и вошла.
В комнатке было холодно, даже угли в жаровне не спасали от пронизывающего ветра, который бил по стенам башни и беспрепятственно проникал внутрь, пользуясь каждой щелью. К тому же, ставни на одном из окон были открыты. Пламя свечи под сквозняком колебалось и плясало, отбрасывая на стены безумные всполохи. Старик стоял возле окна, опираясь на стену плечом, и смотрел на небо.
- Я принесла еду, - сказала Ровайн.
Колдун обернулся. Одежда, вынутая из старого сундука, оказалась ему впору, он расчесал прежде спутанные волосы, и приобрел некие благородные черты. Это был больше не безумный оборванец-нищий. Перед Ровайн стоял человек несомненно благородного происхождения, немолодой, но все еще крепкий. Ровайн он вдруг представился в сарацинской одежде с кривым ятаганом за поясом — подобное оружие висело в зале, и Лаклан гордился им, словно добыл его в бою сам. Холодок пробежал по спине. Этот человек был опасен.
- Спасибо, добрая леди, - сказал он мягко и вновь повернулся к окну. Взгляд его не отрывался от темного, усыпанного звездами неба.
Обстановка комнаты была скудной, но здесь был лежак, накрытый соломенным тюфяком, и стол, на который Ровайн поставила еду: хлеб, сыр, немного жареного мяса и кувшин вина. Можно уже было уйти, но что-то удержало ее.