Компания у Бланки подобралась разношерстная и многонациональная: в Пражском магическом, одном из старейших университетов Европы, учились студенты со всего мира. Так что все болтали на английском, чему Мигель изрядно порадовался – за полгода он начал говорить по-чешски довольно бегло, но все же далеко не так свободно, как на английском после десятка лет в Лондоне.
К своим обязанностям почетного гостя он отнесся со всей серьезностью, и очень постарался запомнить имена всех присутствующих, начиная с американца Колина и его приятеля-индуса Рави, самой колоритной и шумной парочки среди собравшихся, и заканчивая совсем тихой Петрой, которая предпочитала почти все время молчать, слушать и время от времени рассматривать всех, включая Мигеля, внимательным взглядом. Даже если он останется здесь лишь на положенные вежливые пятнадцать-двадцать минут, стоило быть вежливым до конца и называть всех по имени.
Впрочем, Мигель задержался, почти сразу в полной мере оценив коварство своей драгоценной младшей сестрицы. Бегло обследовав стол, он пришел к выводу, что пить стоящее на нем красное, по всей вероятности, закупленное студентами для «присутствующих дам», с его точки зрения, можно только при желании глупо и бездарно отравиться. А потом обнаружил среди прочих бутылок местный чешский рислинг. Очень хороший рислинг. Которого Мигель, к тому же, раньше не пробовал. Он тут же подозрительно покосился на Бланку, которая состроила такую невинную физиономию, что никаких сомнений в ее причастности у Мигеля не осталось.
Расстаться с рислингом, не выпив хотя бы полбокала, Мигель не мог: это было бы преступлением против хорошего вина. Пить его второпях – было бы еще большим преступлением. И он был уверен, что Бланка нарочно выставила бутылку на стол, узнав, что Мигель собирается зайти. Смирившись со своей судьбой на этот вечер, он налил себе полный бокал и принялся пить неторопливо и с удовольствием. В конце концов, если Бланке так уж хочется похвастать старшим братом, такое вино – вполне достойная плата за то, чтобы он сегодня изображал подлинник Поллока у нее в квартире.
Разговоры на таких вечеринках перетекают от одного к другому порой весьма причудливо, так что Мигель вовсе не удивился, когда, начав обсуждать модные в этом сезоне иллюфильмы, все неизбежно вспомнили про «Пять цветов страсти» и принялись говорить вовсе не фильме, а об этой самой страсти. Точнее, об изысканных эротических играх между героями, которые и составляли основную суть истории. Мигеля это даже порадовало: фильм, по правде сказать, был беспредельно дурацким, а писательница, по ужасно популярному бестселлеру которой его сняли, о предмете имела, мягко говоря, смутное представление. Так что во время обсуждения иллюфильма Мигелю пришлось бы либо молчать, либо выглядеть старым занудой, который только брюзгливо критиковать популярные новинки и способен.