— Операция давно закончилась, твой мальчик в реанимации. Послеоперационный период займет трое суток, тебя к нему не пустят, так что не валяй дурака и поезжай домой, — сухо произносит Арсен.
— Я не на машине, — качаю я головой. — Как прошла операция, ты случайно не знаешь?
— Знаю. Успешно.
— Честно?
— А я тебе часто врал?
— Нет.
Он пожимает плечами, словно спрашивая, и чего же я, в таком случае, от него добиваюсь?
— Ты мне говорил, что Литвин справится, — подумав, киваю я.
— Домой поезжай, — чуть более миролюбиво повторяет Арсен, но, кажется, это не от того, что я изливаюсь в благодарностях к Литвину, а потому, что я никак не встаю с дивана. — Вызови такси. У тебя деньги есть?
— Я не поеду, — говорю я, и Сечин злится. Я просто чувствую это и всё.
— Я тебе уже объяснял, что тебя к парню не пустят. А еще через пару часов охранник закроет «Бакулевский» и выставит тебя на улицу. Будешь сопротивляться — выставит вместе с ментами. Хочешь на ночь глядя в отделение полиции загреметь? Валяй, отличный репортаж получится: звезда «Останкино» в обезьяннике. — Заметив, как я сжалась, он осекается. — Ладно, прости, я не хотел. — Арсен принимается тереть переносицу и уже другим, но очень усталым голосом повторяет: — Саш, пожалуйста, вызови такси и поезжай домой. Мне правда не до тебя.
— Иди, я же тебя не держу, — шепчу я, чувствуя, как от этой его фразы все внутри меня обрывается. Сечин недовольно дергает уголком рта, разворачивается на каблуке и отходит. Но оборачивается и, помедлив, все-таки возвращается обратно ко мне, а у меня возникает стойкое ощущение, что этому красивому, взрослому и породистому мужику до смерти надоело воевать с вечно чем-то недовольной мной, а после нашего последнего разговора всё, чего ему хочется — это вообще, держаться от меня подальше.
— Саш, — устало вздыхает Арсен, — пожалуйста, поезжай домой.
Качаю головой.
— Скажи, у Данилы точно все хорошо? — на всякий случай еще раз уточняю я.
— Да, у твоего Данилы все хорошо, и будет еще лучше, если ты поедешь домой, — медленно и раздельно произносит Арсен, как делал всегда, когда я его доставала. — Теперь поедешь?
— Да.
Увы, это вранье. Сечин, прищурив свои проницательные глаза, пару секунд разглядывает меня, после чего выстреливает в меня вопросом, который я никак не ожидала услышать: