Следуя наставлениям Хранительницы, заученным перед ритуалом, я прикоснулась ладонью к столбу. Не удержавшись, чуть провела пальцами по оперению ворона, поглаживая резное крыло.
Мгновение ничего не происходило. И вдруг ладонь словно провалилась в древесину, ставшую мягкой и податливой. Я попыталась было отстраниться, но из оперения точно из рукава высунулась человеческая рука, стиснув в жесткой хватке мои пальцы.
Преодолевая испуг, я посмотрела в лицо духу, явившемуся на зов Хранительницы. К моему облегчению, он выглядел почти человеком: ни рогов, ни клюва, а птичьи перья оказались всего лишь украшением тяжелого мехового плаща. Высокий, темноволосый и светлокожий, он казался не старше детей Осени. На его узком скуластом лице не было ни морщинки, разве что меж бровей залегла глубокая складка, делая взгляд не то сердитым, не то печальным. Полуприкрытые глаза, агатовые, без приметной радужки глаза Ворона, смотрели на меня изучающе, но без интереса.
– Делай, что должно, Айрын, – обратился он к Хранительнице по имени.
– Да, – Хранительница словно бы хотела добавить еще что-то, но осеклась под взглядом духа.
Подойдя к нам, она накрыла ладонями наши сомкнутые руки. Выжидающе посмотрела на Курха.
– Перед лицом богов и людей я, Курх-Ворон, Зимний дух, беру в супруги эту девушку из рода Нерки. Кто я такой, – он горестно усмехнулся, полуобернувшись в сторону Хранительницы, – чтобы оспаривать волю богов.
Последняя фраза была отступлением от ритуала и, к тому же, прозвучала довольно обидно. Будто бы меня навязали ему насильно, будто бы из нас двоих лишь его лишили свободы выбора. Будь моя воля, я тоже не пожелала бы себе такой судьбы.
Неожиданная злость придала мне сил, и голос прозвучал уверенно:
– Перед лицом богов и людей я, Сирим из рода Нерки, перехожу в род мужа, Курха-Ворона, Зимнего духа.
Хранительница перевязала наши руки крест-накрест ритуальной красной лентой.
– Перед лицом богов верхнего мира и людей рода Нерки навеки соединяю вас брачными узами, – Хранительница заглянула мне в глаза и добавила, тихо, так, что услышала только я, – будь счастлива, девочка. Ты обязана стать счастливой.
А в следующее мгновение мой муж притянул меня к себе, и очертанья людей на холме, домов, спрятанных в горном ущелье, далекого залива и серых, тяжелых облаков, сменились непроглядной чернотой.