— Так пожелал Величайший! Причем он решил все это сделать не здесь и тайно, а устроил демонстративное наказание — первородных выстроили в рядочек, он торжественно объявил им, за что вот такое с Гедеоном делают, а потом они наблюдали за экзекуцией. Которую я проводил без наркоза — тоже по прямому приказу Величайшего…
— Ужас! Жестко-то как! Он хоть жив-то остался?
— Да. После небольшого отдыха он приступит к работе в птичнике уже как мутант. Еще и клеймо ему ставить придется…
— Представляю, каково ему!
— Да, ему не позавидуешь… Даже моя участь легче — я так жил всю жизнь и привык, а вот ему, перед которым с рождения все преклонялись, как перед первородным… Ему будет вдвойне тяжелее! Но справедливости ради нужно сказать — он это заслужил. Это же не первые его проделки, подобные инциденты были и ранее, только не с летальным исходом. Да и остальные теперь осторожнее с женщинами будут!
Я была удивлена — Алан произносил все это без тени злорадства, которое я, будучи на его месте, наверняка бы испытывала.
— Насчет ребенка никто ничего не заподозрил?
— Нет. Хорошо, что у меня есть видеофиксация ее смерти и я известил об этом Величайшего, не уточняя, что там только ее смерть, а не ребенка.
- По-моему, его телохранители тебе не поверили.
- Ты думаешь? Возможно... Синие - загадочные существа! Но, судя по тому, что я до сих пор жив - или не поняли масштабов моего обмана или отнесли ложь на счёт чего-то другого.
- Ты так спокойно об этом говоришь?!
- Танечка, я всю жизнь так живу! Уберут ли меня сейчас или весной - это не так уж важно.
— Н-да... А кто вообще этот ваш Величайший?
— Это тот самый селекционер, который подбирает пары для скрещивания, тщательно изучая медицинские файлы первородных и подбирая им сам… женщину, анализирует промахи с неудачными плодами, составляет дальнейший план действий… И один из членов комиссии, оценивающих новорожденных.
— Поняла. А все-таки, насчет девушки... Они что, не видели, что она разрезана?
— Да кто там смотрел?! Ее уже кремировали…
Я обескураженно замолчала. В этом жестоком мире быть живой, хоть и лежать все время, но не возле Ставра — уже счастье! И я все больше начинала это понимать.
Когда наступила ночь, мы уже привычно пошли в каморку Алана. Он быстро поел и сам пошел в душ. Мыслями он был где-то далеко — наверное, устал… Когда он вышел из душа, то заявил мне непривычно строгим тоном: