— Каких еще предыдущих? Зачем ты мне голову морочишь? Да скажи, наконец - какой сейчас год? Только не от катастрофы, а от Рождества Христова!
Он что-то прошептал, закрыл глаза и опять зашевелил волосами. Потом открыл глаза и заявил:
— Если брать точкой отсчета начало предпоследней эпохи, называемое Христовым Рождеством — то сейчас две тысячи двести шестьдесят четвертый год.
Я замерла с открытым ртом. Так это я попала в будущее? Если он, конечно, не врет… Я удивленно стала осматриваться. Да уж, ничего хорошего это будущее не представляло — серые стены, стеклянный потолок, какая-то аппаратура.
— Так это я попала на два с половиной века вперед? — ошеломленно произнесла я.
Он явно недоверчиво посмотрел на меня.
Тут хлопнула дверь и кто-то тяжелыми шагами вошел в помещение. Я подняла голову и оторопела — к нам приближался здоровенный мужик, практически голый, на его плечах почти до пола висела какая-то белая тряпка, оставляя обнажённой среднюю часть тела и он шел, беспардонно потрясая своим хозяйством. На груди красовалось клеймо — круг и вписанный треугольник вершиной вверх. Густая светлая борода, усы, волнистые ухоженные волосы, надменное лицо и красные полные губы. Мой безымянный приятель при виде его склонил голову:
— Первородный…
Тот бросил на него пренебрежительный взгляд и подойдя, стал внимательно меня осматривать.
— Так это она и есть? Что, действительно соответствие девяносто шесть процентов? Интересно, таких у меня еще не было! А почему она такого цвета?
— Это влияние открытого солнца. Но влияние поверхностное, кожа не поражена.
— Хм… Интересно…
Он бесцеремонно схватил меня за сосок, на нем все еще блестела капля молока:
— А это что?
Человек-ретранслятор ответил:
— Она пока не готова. Недавно родила, нужно дождаться полного сокращения матки. Потому и молоко еще есть.
— Даже так? А плод-то где?
Чуть дрогнувшим голосом мой приятель ответил:
— Плод мертв.
— Да? Ну хорошо. Слушай, а давай я ее сейчас заберу?
Он подошел к моей голове и почти перед лицом светил своими причиндалами. Я с неприязнью отвернулась. Он возмущенно сжал мне щеки и насильно повернул голову к себе:
— Как ты смеешь отворачиваться от первородного?! Вот, посмотри — скольких первородных я принес нашему Убежищу! — и он ткнул пальцем в прическу на лобке — от самого органа волосы были выбриты и оставлены только восемь лучей, расходящиеся радиально, как лучи солнца. Я не выдержала и расхохоталась. Он опешил и даже выпустил мое лицо из рук. А я все не могла успокоиться — это ж надо, это самовлюбленное тело специально ходит голяком и всем хвастается своим солнышком на причинном месте!