Путь пешки 2. Опять дома - страница 9

Шрифт
Интервал



Не помня себя от ярости — я побежал в их дом, даже не скрываясь. Слуги и не пытались остановить меня, хотя могли. Собаки тоже хорошо знали меня и не тронули. Я хотел разорвать этого ублюдка на части — ведь он убил Айоланту, которая была виновата лишь в том, что так прекрасна…
Граф Андрей стоял в своем кабинете у окна и пил. Увидев меня, он затрясся — видимо, еще не забыл нашу предыдущую встречу — и опять обмочился. Мне стало противно, но образ Айоланты стоял перед глазами — я подошел к нему и схватил за горло… И опять я его не убил, как оказалось — зря… Краем глаза я заметил движение за окном и повернул голову — в саду стоял мой сын и смотрел на меня своими бархатными глазами. Её глазами. Я отпустил Андрея и сказал ему:
— Твоя никчемная жизнь — в его маленьких ручках… Ты знаешь — у тебя нет права на ошибку. Если я узнаю, что ты его даже чем-то просто расстроил — я приду и убью тебя, ублюдок. А я узна́ю. Только из-за него ты остаешься жить, трусливая мерзкая тварь!
С этими словами я ушел. Нужно, конечно, было его убить, но… Во-первых — я не мог этого сделать на глазах у сына, а во-вторых — я подумал, что пока это существо будет Олегу полезным, по крайней мере — до его взросления… Ох, как же я ошибался!
Я ушел, но издали наблюдал за своим сыном, иногда заходил к проверенным людям — и они рассказывали мне о его жизни. Олег рос, граф Радлов нанимал ему гувернеров, позже отправил учиться в университет. То есть вел себя, как нормальный отец. Я допытывал и слуг — они сообщили мне, что граф разговаривает с ребенком сухо, но спокойно. Этот лицемер долгие годы изображал скорбь по убитой им же самим жене… Как же он, наверное, ненавидел Олега! Но меня он боялся больше.
Олег в детстве и юношестве был болезненным ребенком. Смерть матери стала для него страшным ударом — но его любили все слуги, так же, как любили раньше и ее. Ее невозможно было не любить — казалось, даже птицы любили ее и садились на ее нежные ладони, когда она кормила их… Так вот — об Олеге. Однажды он заболел какой-то кишечной хворью. И, хотя слуги утверждали, что все получилось само собой — я не мог побороть в себе сомнений, что это граф травит мальчика. Тогда я вечером явился к нему в сад. Шел сильный дождь. Пробегающие слуги заметили меня, но виду не подали. Граф Андрей Радлов стоял у окна своего кабинета и, как это за ним водится — пил. Тогда я встал прямо под его окном — чтобы он видел меня. Я просто стоял под дождем и смотрел на него. Увидев меня, граф побледнел, выронил бокал и задернул портьеру. На следующий день я узнал, что он переполошил всех ближайших врачей — и вскоре мальчик пошел на поправку.