- Хм-м-м. Картина «Морской пейзаж» и собрание сочинений некоего Альпена. Любопытно, что из этих вещей оценят в тридцать тысяч золотых? При начальной ставке в тысячу будет довольно сложно так поднять цену. Но вы ведь справитесь?
- Я… я не знаю… Моё дело предложить товар, цену называют лорды, - почувствовав на себе цепкий взгляд, торговец сжался.
Камилла никак не могла взять в толк, что такого страшного можно было увидеть в глазах Ильшениса, что взмокший мужчина принялся стремительно бледнеть.
- М-мы понимаем, что вы желаете получить всю сумму как можно скорее и наша гильдия лучшая в том деле, но лотов так мало… - путаясь в словах, продолжал оправдываться тот.
- Значит, придется увеличить количество товара, - по губам Ильшениса скользнула холодная усмешка. - Здесь не хватает последнего лота.
- Нет, не надо! - мгновенно изменился в лице отец. - Неужели вы в самом деле можете быть таким жестоким? Это ведь бесчеловечно!
- Разве желание получить свои деньги бесчеловечно? Мне странно слышать такие слова от делового человека, - Ильшенис лишь немного изогнул бровь.
- Отец? - Камилла непонимающе взглянула на графа.
Учитывая, что оценщики разрешили им забрать лишь личные вещи, да и то, стоящие едва ли больше пары золотых, такая реакция была едва ли объяснима.
«Да подавись зубными щетками и сменными рубашками!» - девушка в очередной раз одарила Ильшениса уничижительным взглядом.
И тихо ахнула, когда отец вдруг рухнул на колени перед ардеком и молитвенно сложил руки на груди.
- Смилуйтесь, ради всех богов! Я отдам вам все до последней монеты! Моя дочь ни в чем не виновата. Если желаете, берите меня, но не вовлекайте ее в этот кошмар! - у графа побелело лицо, на лбу разом проступили морщины, в глазах отразилась скорбь.
- Что? О чем вы говорите? Отец, прошу, встаньте. В любом случае, не будем унижаться и позволять всяким дикарям топтать нашу честь, - Камилла поспешно опустилась возле отца, подавая руку, но тот проигнорировал дочь.
Ильшенис же наблюдал за происходящим со снисходительной улыбкой, в свою очередь, не делая ни малейшей попытки прекратить балаган.
«Да что происходит?!» - на смену злости пришла паника.
До этого дня Камилла считала отца символом мужества и непоколебимости. Даже сообщая о том, что их состояние вот-вот спустят с молотка, он не позволял себе лишних эмоций и держал лицо. И чтобы заставить невозмутимого графа Монлера преклонить колени, еще и на глазах не только дочери, но и торговца, должно было случиться что-то невероятное.