— Все равно не умру — это мой план на ближайшие лет пять точно, — возразила я.
— А может, ударными темпами и эту пятилетку за четыре… часика? А? — с надеждой спросила Смерть, лихо отрерайтив лозунг на посрамление всем стахановцам.
Вместо ответа я лишь помотала головой.
— М-да, с отзывчивостью у тебя не очень, — заявила Смерть. — Но ничего… Скоро сама поймешь, что смерть для тебя лучший выход!
— Это еще почему? — насторожилась я.
— А ты думаешь, эта Уикроу помереть решила, напившись уксусу от несчастной любви? Пф! Она свидетельницей по делу государственной важности проходила. И должна была показания давать. Вот на нее и поступил заказ наемникам. И, надеюсь, из гильдии убийц за тобой вскоре пришлют кого-то еще. — Смерть мечтательно улыбнулась. — Ну или сумеречники сами тебя пришибут, когда поймут, что ты теперь ничего не знаешь. А значит, для обвинения бесполезна, а отпускать тебя просто так нельзя.
«Почему нельзя?» — спросить не успела. Скрипнула входная дверь.
На пороге появился мужчина в камзоле практичного коричневого цвета. Седая короткая бородка, острый цепкий взгляд и сетка морщин вокруг глаз — обычное человеческое лицо, которое я могла бы увидеть в метро или магазине. И в то же время на незнакомце была одежда, которая была в моде несколько столетий назад. Причем настоящая, а не бутафорская, с приклеенной китайской полупластиковой вышивкой. Та хорошо смотрится лишь в кадре или издалека, а вживую, особенно вблизи, — сразу понятно, что подделка. В этом я убедилась как-то лично в Анапе, согласившись на пару снимков в «платье настоящей императрицы».
И вот этот контраст обычного, ничем не примечательного лица случайного прохожего и исторической одежды стал спусковым крючком: осознание, что я в другом мире, другом теле, рухнуло на меня могильной плитой. Пока я вела беседу со Смертью, мне все казалось чуточку нереальным. И вот сейчас действительность явилась на порог ко мне сама, заявив чуть надтреснутым голосом:
— Моя госпожа, с вами желают побеседовать сумеречные гончие. Я, как ваш лекарь, взял на себя смелость предупредить их, что сначала осмотрю вас, чтобы убедиться, готовы ли вы к беседе, — пришедший произнес последние слова особым тоном, в котором сквозил тонкий намек: скажетесь больной — и я приложу все силы, чтобы убедить визитеров, что вы пока не в состоянии говорить.