Так, сидя на полу у двери, размышляла Лесняна, пока не увидала, что дело-то к закату. Пришла пора к четырём пням сходить, лешему поклониться, а не то затаит на Леську злобу да тропинки запутает. Или белое дитя напустит, страшно. Про белое-то дитя в их селе давно побасенки ходили, кто смеялся-храбрился, а кто и уверял, что видел, испужался да еле живым ушёл. Вот как в лесу кто пропадёт, многие на белое дитя думали. Дескать, плачет оно из лесу, зовёт, а подойдёшь близко, и всё, поминай как звали. Правда сказать, в селе-то не так часто люди пропадали, а вот пришлые, что гостевали здесь, бывало, и не возвращались из чащи. Леське казалось, что видела она как-то эту невидаль – издалека, возле старицы. Спускался кто-то там к воде, непривычно белый, только для дитяти уж больно длинный да нескладный. Будто отрок, а будто и навь. Помнится, вздрогнула она тогда, сердце заполошно забилось в груди, зажмурилась Лесняна от страха, а как глаза открыла, у старицы никого уж и не было. Леший чудил, не иначе. Кто ещё будет так-то вот по лесам бродить?
А может, и просто примерещилось ей это… но с того самого времени вот уж три года Леська не забывала раз в семидневье оставлять для лешего дары. В его самом любимом месте, на прогалинке у четырёх пней. Яйца варёные, кашу с маслицем, да ложку не забыть. Горшок и ложку леший исправно оставлял на месте, почистив по своему разумению травой да песком. Оставалось только, принеся новые, забрать прежние и поклониться хозяину леса. До той поры так же Травина делала.
Так что Леся собралась, положила в узелок лепёшек да яиц варёных, горшок с пшёнкой на молоке да на меду, ложку деревянную – и в лес пошла. По пути оглядывалась, не идёт ли, случаем, Калентий за нею. Но парень, кажется, и впрямь ушёл в село, не крался следом, за деревьями не прятался. Не то услышала бы Леська его тяжёлый шаг да сопение. Нося был точь-в-точь медведь-носач, губастый да толстопятый. Красивый, сильный… да неуклюжий и недалёкий.
Вспомнив про ухажёра, взгрустнула Леся. Так и взамуж никто больше не позовёт, век одна куковать будет. А ведь хочется. Да и потом, какая ж она целительница, когда сама ни разу с мужчиной не была и только по книгам матери знает, как оно там у них устроено? Даже лечить не приходилось ничего такого ни разу. Да и не давались незамужней мужики-то, чтобы от греха и себя, и её уберечь.