— Карин, ты спишь? — дверь дёрнули. — Ты чего заперлась? Вставай! У нас работы полно!
В глубине души я надеялась, что усну кошкой, а проснусь человеком, и окажется, что вчерашнее мне пригрезилось. Но — нет. Хвост, усы и шерсть никуда не делись. Или меня слишком рано вырвали из мира снов? Не зря же голова пуд весит, а глаза не открываются. Может, стоит вернуться в уютное забытьё и подождать?..
— Карин! — Майра продолжала стучать. — Что за шутки?
А если ей надоест, и она уйдёт?!
Я вылетела из-под одеяла, как укушенная, и во всё горло завопила:
— Мя-а-а-а-а-у-у!
— С ума сошла! — взвилась Майра.
За окном светало, а у нас давно условлено, что обращаюсь я только в тёмное время. Соседи думают, у Эльсов живёт кошка Ночка, которая гуляет под луной, а днём отсыпается за печью.
— Прекращай балаган! Мама с тебя шкуру спустит!
Я кричала и скреблась в дверь изо всех сил, наплевав на саднящие когти и ободранные подушечки лап, и Майра наконец сообразила:
— Ты что, не можешь стать человеком? Свяна милостивая!.. Подожди, сейчас маму позову!
Мама сперва долго бранила меня срывающимся голосом, потом хотела ломать дверь — заперто-то изнутри на задвижку. Но Майра спросила, не смогу ли я выйти, как вошла, через балкон ("Мяукни, если да!"), и побежала отпирать заднюю дверь.
Дальше — каменный пол кухни вместо листа бумаги, печная сажа вместо карандаша.
Я давно забыла, как в детстве училась писать и как трудно рука привыкала выводить верные палочки и закорючки. Кошачья лапа для этого приспособлена ещё хуже. Но с восьмой, кажется, попытки мне удалось изобразить что-то похожее на "Льет".
— Кавалер Льет?! — у мамы кровь отлила от щёк. — Он знает, что ты оборотень?
Он, может, и нет. А вот старуха…
"Ведьма при нём", кое-как накалякала я.
— Что за ведьма? Агда? Нет, не Агда! Конечно, нет… — мама никак не могла справиться с паникой. — Она… знает, кто ты?
Я покачала головой. Хотя поди её разбери, эту дазскую ворожею. Вдруг она умеет заглядывать в Небыль — и видела там моё человеческое тело?
Хотелось верить, что мама сообразит, как его вернуть. Она была оборотнем на десять лет дольше меня. Может, бабушка ей что-нибудь рассказывала…
Но мама понуро опустилась на табурет у печи. Трещали дрова, за решёткой заслонки жарко краснели угли, по полутёмной кухне, не успевшей толком прогреться, плыл запах сосновой смолы. А мама сжимала руки и шёпотом перебирала имена богов, словно не могла решить, к кому воззвать.